О поправке здоровья

–И чем занимаетесь? Вы, чем именно?

–Ну…– Карро, видимо, не был готов к таким вопросам, но за Азазелем давно слава известная – лучше ответь, а то наживёшь себе врага. И хотя Азазель вроде бы и не был скандалистом (по его собственному мнению, и не мстил всем подряд за мелочи), а всё же почему-то шёл за ним дурной шлейф слухов, что, мол, Азазель непременно захочет из тебя своего врага сделать!

–Ну? – Азазель забавлялся ситуацией.

–Когда котов пугаю, когда молоко порчу, а чаще всего – бумажники прячу да ключи.

Особенно по утрам.

Азазель записал несколько строк. Карро испуганно заморгал. Он вообразил, что на него уже составляют какую-то сводку. А ведь Карро ожидал, что всё будет не так – ему рассказывали, что нужно прийти, представиться, объяснить потребность в поправке здоровья и ждать результата. И никто ничего не записывает. А здесь…да ещё кто – Азазель! Правая рука Самого!

Откуда бедный демон домашнего кроя мог знать, что Азазель вспомнил несколько строчек из стишка, что с полночи уже крутился у него на языке, но не обнажался в слова, мучая лишь мотивом? А тут ничего, вспомнилось, и Азазель поспешил чиркнуть:

«Забудьте небо, встретившись со мною!В моей ладье готовьтесь переплытьК извечной тьме, и холоду, и зною…»

Дальше вспомнить не удавалось.

Но ничего, Азазель решил, что если закончит раньше и не будет больше у него посетителей, то он сходит до владений Самигина. Тот имеет хорошую память – и стихи подскажет, и автора, если надо, поднимет.

У Азазеля Самигин даже вызывает симпатию. В отличии от всяких Аббадонов, Вассаго и Баалов – Самигин спокоен. И не лезет творить хаос и не рвётся к войне. И вообще никуда не рвётся. Азазелю даже иногда не очень ясно – на кой путь Самигин упал? Не шёл же он за Люцифером – это Азазель точно помнил. А потом вдруг оспорил решение Небесного Царства – мол, жестоко своих же карать!

Полетел рядом вниз.

–Но я не за тем пришёл, – Карро оправился от страха.

Азазель вздрогнул: погрузившись в свои мысли, он и думать забыл про Карро.

–Да-да…

–Я хотел попросить вас отправить, ну, если, разумеется, есть возможность, и, конечно, если моя просьба не покажется вам очень уж грубой…

Вот этого Азазель тоже не любил. Это было даже хуже нарушения субординации. Все эти ветвистые трусливые разветвления просьбы, когда проситель так унижается и так уменьшает собственную значимость.