Коллежский советник

Коллежский советник

Владислав Русанов

Коллежский советник

Сибирь. Начало лета. Величественно несёт свои воды Иртыш.

На берегу могучей реки стоит город. В городе крепость; в крепости острог.

Пополудни ясного погожего дня в город въехала санная кибитка с поднятым верхом, запряжённая парой мохнатых башкирских коней — рыжим и саврасым. Сидевшие у трактира бородатые мужики внимательно посмотрели на кибитку, но, не найдя колёс, промолчали.

Кибитка проехала город напролёт, минуя крепость и острог, и направилась прямиком к кирпичному заводу, где работали каторжане. Там кучер, косматый, как разбойник с большой дороги, и с серьгой в ухе, спрыгнул с облучка, подбежал к конвойному и, сунув ему в ладонь двугривенный, что-то негромко спросил. Усатый солдат сонно махнул рукой в сторону берега. Кибитка двинулась дальше.

На берегу, где у сарая были складены брёвна, сидел молодой ещё каторжанин. Сидел без движения, просто глядя вдаль, где на той стороне Иртыша чернели юрты кочевников и открывался бесконечный простор сибирской земли.

Из кибитки выскочил средних лет человек. Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок. Весь такой гладенький, кругленький, как вареник, смазанный маслом. Он подошел к каторжанину. Не спросясь разрешения, присел рядом. Вздохнул, прищурился на водную гладь.

— Родион Романович Раскольников? — спросил приезжий.

Да, скорее, и не спросил. Он знал ответ. Просто нужно было произнести имя вслух.

— Да, это я, — кивнул обритой головой молодой человек. — С кем имею честь?

— Честь имею отрекомендовать себя, — округлый человек приподнял «шапокляк». — Чичиков Павел Иванович. Коллежский советник.

— Я читал о вас, — совершенно равнодушно произнёс Раскольников, продолжая глядеть в заречную даль.

Чичиков тяжко вздохнул.

— Совершеннейшую чушь господин Гоголь написать изволил. Уже жалею, что рассказал ему свою историю. С этими писателями всегда так — как ни старайся, а всё едино вывернут по-своему.

Раскольников промолчал.

— А ведь я читал вашу статью в «Периодической речи», любезный мой Родион Романович.

— Читали, да и Бог с ним. И никакой я вам не любезный.

— Это вы зря... Ещё какой любезный. Да знаете ли вы, сколько времени я потратил, вас разыскивая?

— Я вас не неволил. Скупали бы себе крестьян. Мёртвые души. Зачем тащились в такую даль?

— А вы, взаправду, не очень любезный. Не любите вы людей.