Скромный Гений подземки

А потом с немалым удивлением спросил себя: а чего это это он, спрашивается, торчал сегодня на Пушкинской?Всю жизнь, сколько себя помнил, Глебыч ездил домой естественным и рациональным способом: Тверская (ранее - Горьковская) - Театральная, вперед по ходу поезда, пересадка на Площадь Революции (длинные эскалаторы, на которых всегда хорошо читалось) и прямехонько домой, до Измайловского парка.Сегодня Глебыч почему-то решил проехать от Пушкинской до Таганки, там пересесть на кольцо, проехать одну остановку до Курской и на родимую Арбатско-Покровскую перейти только там, поскольку прямой пересадки с фиолетовой ветки на темно-синюю в природе не существовало.

Но почему он так решил - Глебыч не понимал напрочь. Неудобный же маршрут, две пересадки! Зачем? И ведь, если бы не это нелепое решение - так и не увидел бы Глебыч малыша на рельсах. И кто знает, что бы с тем стало в этом случае? Нашелся бы кто-нибудь, кто не побоялся бы прыгнуть с платформы на помощь?Впрочем, при чем тут "не побоялся"? Можно подумать, Глебыч раздумывал - боится он или не боится. Прыгнул, ничего не соображая, и все. Хорошо еще, что мальчонку успел отбросить и сам вылезти на платформу успел. Мог бы и не успеть...Но об этом думать совсем уж не хотелось.Домой он добрался пришибленный, Витьке звонить не стал, откупорил "Гжелку" как был, в куртке и сапогах, и залпом засадил почти полный стакан.Нельзя сказать, что Глебычу полегчало: ему не было плохо и до стакана. Но стало определенно лучше.А когда Глебыч с легким стуком утвердил пустой стакан на столе и утробно крякнул, обнаружил, что рядом с бутылкой "Гжелки" на скатерти лежит визитка Гения подземки. Как она переместилась с полочки шкафа на кухню Глебыч снова-таки не выяснил, ни в первые минуты, ни потом. Он просто взял ее со стола и сунул во внутренний карман куртки, рядом с паспортом."На счастье", - подумал он.Борщу в этот день (а точнее вечер) Глебыч все-таки не наварил, но совсем не расстроился из-за этого. Тем более, что назавтра узнал: Витек и жена его ненаглядная все равно с трех часов дня и до часу ночи пробыли в гостях. *** *** ***К утру Глебыч окончательно успокоился, мандраж сошел на нет, осталось только неожиданно светлое чувство удовлетворения своим поступком, пусть даже ненамеренным и спонтанным. И утренний звонок из редакции его совершенно не расстроил. Снова предстояло ехать в центр, но за окнами, не в пример вчерашнему, светило солнце и настроение попросту не желало ухудшаться.