Театр жизни

С неба отозвался гром; луна окончательно скрылась, проглоченная тучами. Старик уронил маску на ладони и захныкал, как младенец.

— Мои желания не важны. — Девочка опустила руку в черной перчатке на его плечо в скупом жесте утешения. — Это их судьба… Их выбор. Нам остается только ждать.

Безумец часто закивал и перекрестился.

— Ибо кроток Я и смирен сердцем, — зашептал он, распластавшись на коленях. — И найдете покой вашим душам… Ведь ярмо Мое — не в тягость, и ноша Моя легка[3]. — Он уткнулся лбом в кирпичную кладку, слыша, как рядом упала монета, подброшенная в последний раз.

По небу пробежала трещина. Молния сверкнула раз, второй, третий… и ударила в башенный шпиль.

* * *

Редкие капли падали с неба. Одна из них скатилась по стенке пустого кубка, стоявшего на парапете, и замерла на дне, тут же почернев. Второй кубок, опрокинутый, лежал рядом.

На крыше Часовой башни танцевали двое. С террасы открывался вид на площадь Святого Марка, еще недавно наводненную толпой празднующих и протестующих, а сейчас — утонувшую в блаженной тишине.

Лицо молодой женщины скрывала маска ангела: белоснежная, украшенная золотыми нитями, от висков поднимались крылья из лебяжьего пуха, а надо лбом красовался лучистый венец. Платье синьорины было расшито под стать маске. Серебряные бусины на лифе складывались в квадрат, золотые — в треугольник; на пышной юбке расцветали желтые ирисы.

Мужчина, напротив, не носил маски — лишь тонкий золотой обруч на смоляных кудрях. Резкие черты лица, будто высеченные из каррарского мрамора, смягчались, когда он ловил ответный взгляд спутницы.

Темные одежды синьора были расшиты ветвистыми узорами, напоминающими молнии. В глубоко посаженных глазах плясали огненные всполохи.

— Если бы я мог остановить время, — сказал синьор, — то сделал бы это сейчас.

— Пока я рядом, вы даже город разрушить не можете, — был ответ. Дыхание сбилось; с каждым шагом грудь Ангела вздымалась всё чаще. — Да и к тому же… зачем вам время?

Мужчина нахмурился, замедлив шаг, а затем и вовсе остановился, но не выпустил руки своей спутницы.

На его точёных скулах ходили желваки. Взгляд был направлен на пару кубков. Капля дождя стекала по щеке.

— Это была глупая затея.

— In vino veritas, вы сами сказали. Мы бы не решили этот спор своими силами. Ни один бы не сдался, ведь мы просто не можем… не играть. — Ангел приложила ладонь к груди. — Поэтому нас рассудит судьба. Слепая Фортуна. Усмирите свой буйный нрав… хотя бы раз. Осталось недолго.