Шадоу-Шелли

Как быстро он превратил среднечковый, но все же опрятный номер в темную, сальную и пыльную пещеру.

Кит отступил от нее, высокой и грозной, споткнулся о какой-то мусор и рухнул на ковролин, испорченный разводами.

— Что с тобой?! З-зачем тебе железка? Что ты задумала?

— Одолжила в автомастерской за углом. Обещала вернуть чистым.

— Вс… В каком смысле?..

— Значит, придется бить через одежду, чтобы не испачкать. Даже жаль, что из вещей на тебе только брюки.

Он растерянно отползал к окну.

— Какого?! С-сумасшедшая сука!

— Я устала от лживых ублюдков, как ты.

— Я не врал! Я же показал тебе удостоверение! Вот оно, на столе, посмотри еще раз и успокойся, мать твою!

— Тогда почему же ты не в офисе издательства, Кит? Почему секретарша из «Вестника» даже не слышала о таком «критике»?

Его лицо ходило ходуном, вытягивалось и пружинило обратно, сжимаясь, как резиновая пищалка.

— Она просто идиотка, новенькая, еще не выучила мое имя!

— Идиотка здесь только одна, Кит — я. И все из-за тебя.

Тонкая рука в черной перчатке сжимала увесистый гаечный ключ. Она надвигалась, пошатываясь, но еще не заносила его для удара.

— Умоляю, у-убери эту штуку! Давай поговорим, и я все тебе объясню…

— Ты не подумай, Кит. Я не злюсь. Это уже не важно. Просто кажется, что мне полегчает, если заставлю тебя поразмыслить над всем этим.

— Прошу, дорогая, не надо! Моя хорошая, просто послушай…

Она замерла над ним, и он резко замолчал, не сводя глаз с металла на уровне его носа.

— …Как ты меня назвал?

Кит совершенно растерялся. Невозможный мысленный процесс отразился на его дрожащей физиономии: страх, попытки вспоминания, отчаянное рвение оправдаться.

— Кит, как меня зовут? Ты слышал на постановке, я расписалась в твоем блокноте.

— Лю… Нет, э…

Забавно. Она сама каждый раз напоминала себе, наговаривала перед зеркалом каждое утро и каждый вечер, повторяла перед сном и представлялась на десятках проб.

И каждый раз новые имена отскакивали от нее, не желая подчиняться, выскальзывали, как вода из плотно сжатого кулака.

Вдох.

— Знаешь что, Кит? Не важно. Забудь. Просто… Не шастай у театра и не попадайся мне на глаза.

Она развернулась, уходя. Черные ботильоны, пройдя по ковролину, больше не оставляли мокрые следы.

Почувствовав, что ему ничто не угрожает, Кит поднялся, оперевшись на подоконник, и бросил ей вдогонку:

— Это Джеймс Прайс. Он заплатил мне за твой автограф.