Изгои Интермундуса

Там – в глубине двора, с большой песочницей посередине – стоит уныло-серый дом №7 по Солнечной улице. Его цвет напоминает мне о просроченной овсянке, и к горлу тут же подкатывает тошнота. Я останавливаюсь, и не только потому, что жду, когда Дея догонит меня, волоча за собой гигантский чемодан на колесах. Просто я не хочу входить в этот дом, не хочу ходить в школу, находящуюся меньше, чем в двух остановках отсюда, не хочу притворяться тем, кем я не являюсь. Но, признаться, выбора у меня практически нет…

– А вот и наш дом, – переведя дух, говорит Дея.

 

– Это не мой дом, – это моя первая фраза за последние 4 часа, и голос звучит немного напряженно. 

– Понимаю… nullus est locus domestica sede jucundior [Нет места милее родного дома (лат.) – Цицерон II в. до н.э]. Но, все же… это лучше, чем ничего. 

– Ad corvi tu et Cicero [- Ad corvi tu et Cicero (Идите к черту, ты и Цицерон (лат.))], – у меня не было намерения ей грубить: это недовольство, кипевшее во мне, отчаянно искало выход.

 

Неужели, она и вправду думала, что из-за пары сказанных избитых фраз я смерюсь с тем, что пришлось переехать из-за ее очередной навязчивой идеи? 

– Может, ты перестанешь вести себя так, словно я виновата во всех смертных грехах? – тихо произносит она, повернувшись ко мне спиной. 

Я смотрю, как ее длинные волосы колыхаются на пронизывающем ветру. Дея молча делает шаг к третьему подъезду. 

– А так и есть! – от моего гневного возгласа, кажется, вздрагивает не только девушка, но и весь пустынный двор.

– Ты ведь знала, каковы будут последствия? Самоубийство…! Это же...

Выдохнув, проглатываю фразу и провожу рукой по лицу, пытаясь сдержать бурю в груди. Взъерошив волосы, отворачиваюсь, чтобы не видеть, как секундное недоумение в ее глазах сменяется хмурым осознанием.

 – Ты, наследница Первого Рода, должна была знать, что, если хоть один из Связанных попытается уйти из жизни, это выпустит одно из самых страшных проклятий Истока.

И теперь, я… – яростно дрожа, оборачиваюсь, чтобы произнести слова, будто бы выжженные горячим железом у меня на сердце с тех самых пор, но поймав взгляд турмалиновых глаз, чувствую печаль… ее печаль, проникающую в мое сердце, и это охлаждает мой гнев. 

– Ладно, неважно…

Приблизившись к ней, неосознанно протягиваю руку, чтобы коснуться ладонью ее щеки и убрать с девичьего лица это грустное выражение.