Родство

С этой же улицы была видна вульгарная, но любимая хозяевами, розовая скамейка у закрываемой только на ночь или при уходе калитки.

Вот дом как дом. Участок пеналом уходил вглубь и был не таким маленьким, как можно было бы судить, просто проходя по улице мимо дома, стоящего торцом, а вовсе не в анфас, как другие. Да и растущие с наружи тополя, дополняемые клёном уже по ту сторону штакетника, не особо много оставляли обзора, если смотреть с той же улицы. А тополя были знатные. Один из них, самый большой и кустистый, был простым и стоял особняком, каждую весну цвёл красными серьгами и обеспечивал плодовитость пухом практически всей улице в оба её конца.

Три других его собрата были тополями серебристыми, пуха давали мало, что не мешало соседям жаловаться в разные инстанции на предмет оного. Только хозяева любили их не меньше своей выцветшей розовой скамейки и в обиду не давали. Клён же из-за тополей был виден только осенью, когда его узорчато-резные листья становились цвета пожара. Рыжие, оранжевые и алые листья сыпались по воле ветра. Вперемешку с тополиными листьями цвета электрона они устилали ковром пространство до забора и улицу. Не одно поколение школьников растаскивало эту кленовую роскошь на сувениры. Маленький дубок пока был не столь популярен. Благородные деревья растут медленно, особенно их короли. Пока же он делал вид, что он кустик у подножия тополиного регента, что бросал свои листья только со снегом, покрывая всё вокруг колдовским золотом, так легко превращающимся в прах. Зелёненький штакетник разделял тополя и клён с дубом, как отделяют от плебеев дворян незримые правила. Высотой не выше груди взрослому мужчине, штакетник и калитка были из хорошего дерева. Зимой отвал из снега, а летом подстриженная хозяевами крапива превращали его в сложное препятствие для незваных гостей. И, тем не менее, калитка почти всегда была открыта. В этом доме странно относились к гостям - их редко звали, но ещё реже гнали с порога.

Семья

Когда-то в доме постоянно жила большая семья, теперь же только одна его нынешняя хозяйка.

Мать её скончалась уже порядком времени, как и мать матери. Отец теперь давно уже жил с другой женщиной и очень редко вспоминал о детях своего первого брака. Хозяйка к этому относилась с какой-то странной тоской, с которой же она относилась и к родственникам его новой семьи, живущим волею судеб в двухэтажном коттедже напротив её хибары. Вроде не деревня, а в родственниках пол-улицы.