Ночью все ветки серы

На стене «Одежды из Италии» мёрзнет дамочка в кружевном белье. Отпускатель смотрит ей в глаза. Не ошибся: осознала положение, опечалена.

Рисовать он не умеет, и не пытается, поэтому даже с точки зрения самых терпимых горожан не попадает в категорию «уличные художники» - обыкновенный бездельник, «уродующий облик города». 

Ради томно изогнувшейся дамочки он извлекает белый баллончик. Она - мирная, уснёт с радостью. Краска ровно ложится на ноги в чулках.

В других случаях он начинает с глаз. Достаёт баллон чёрной краски и шмяк в лицо - как выстрел.

Чёрная завеса достаётся «буйным», отравляющим пространство на километры вокруг, но не желающим засыпать: чего стоила домохозяйка с банкой майонеза в руках, круглым лицом, зверской улыбкой от уха до уха и страшными, голодными глазами - хуже ведьмы из пряничного домика.

Двухмерные копии от оригинала не зависели. Иногда на билборде над автобаном (морока и риск свернуть шею) лицо оживало, а его «приземлённые» двойники оставались картинками, а иногда чёрное заточение настигало десятки одинаковых лиц.

Отпускатель любит чёрный - сам закутан в чёрное с головы до ног, и  каждое «заточение» требует сил: разбрызгивая чёрную краску, он оставляет часть себя сторожить отвратительное двухмерное создание.

Только одним цветом он не пользовался ни разу, но баллон красной краски неизменно попадал в рюкзак. На всякий случай.

Улыбаясь дамочке напоследок, он окутывает белым облаком её голову. Он доволен собой. Можно вешать рюкзак на плечи и топать домой, пешком - метро уже закрылось.

Он идёт вдоль магазинов, глядя под ноги, и боковым зрением ловит  надпись: «ГРОМКО КРИКНЕМ БОЛЬНОМУ ГОРЛУ - НЕТ!».

Его всегда раздражали слоганы в повелительном наклонении: «Попробуй!», «Хочешь?», «Подключись!». Императив в хоровой аранжировке - гораздо хуже. Он смотрит на рекламу, готовый плеваться ядом, и захлёбывается встречным потоком.

Рюкзак мигом сброшен под ноги, чёрный баллончик зажат в ладони -рефлексы выработались за несколько лет.

Вооруженный, он разглядывает двухмерную: не шуганная, не боится подрисованных усов или груди в виде двух скобок, потому что дурных примеров перед глазами нет.

- Свезло так свезло, - говорит Отпускатель, оценив открытый рот и задорные хвостики, - Я бы тоже обозлился.

Сочувствуя погребённым под чёрной краской, можно с ума сойти. Ни к чему это.