Песнь Орфея

Позавчерашней, поправил сам себя Орфей и удивился, почему он до сих пор стоит здесь. Но в голове была пустота и растерянность, и ничего другого не получалось, только жать и жать звонок.

Потом дверь открылась. Оказалось, что она и не была закрыта.

Орфей вошел, как завороженный. Нимфа лежала на полу, хитон на ней бесстыдно задрался и обнажил длинные ноги до слегка полноватых ягодиц. Никаких лисьих хвостов на хитоне, конечно, не было, а были аляповатые ярко фиолетовые цветочки и листья дикого плюща. Левая нога ритмично подергивалась и шлепала босой ступней по стене, и от этого и получался тот звук, что Орфей слышал через дверь.

Выглядело так, словно девушка утомилась в безумном танце и прилегла отдохнуть.

Из угла коридора донеслось веселое змеиное шипение.

— Эй, — окликнул он, но Нимфа не шевельнулась. Только левая нога с настойчивостью метронома продолжала шлепать по стене.

Орфей подошел ближе, присел, поправил хитон. Коснулся плеча и тут только увидел, что под головой растеклась лужица крови.

Совсем небольшая, но... Музыкант посмотрел выше, и сразу увидел угол тумбочки. Девушка явно плясала и выкрикивала хвалы Бахусу. Как это делали сейчас все женщины на улице. Выкрикивала и плясала, пока не оступилась и не ударилась головой об угол.

Банально, просто и ужасно.

Орфей потянулся к телефону — надо было срочно вызывать скорую, но вдруг отчетливо представил подъезжающую карету, увитую виноградной лозой. Как наяву увидел медсестру — она приплясывала и рвала на себе хитон.

Срывала защитную маску, обводила тонким, лисьим языком толстые и ярко напомаженные губы. На белой накрахмаленной ткани расплывались красные пятна — то ли вино, то ли кровь. А может, и то и другое сразу.

«Что же мы натворили? — подумал он, но потом поправил сам себя — Что же я натворил?»

Он помнил свое состояние растворения в музыке, счастье, когда аккорды исходят не из струн, а прямо изнутри, чувство, что весь мир вокруг аккомпанирует ему. Или он сам, Орфей — аккомпанирует всему миру.

И весь мир танцует вокруг него в хмельном и яростном угаре. А рядом на флейте ему подыгрывает юноша в леопардовой шкуре. Маленькие рожки поблескивают на курчавой голове этого юноши.

Орфей буквально видел, как этот юноша начал расти, матереть. Треснула шкура — обнажая мощные мускулы, достойные борца. На лице появилась борода в которой пряталась злая улыбка вечного ребенка.

Нимфа затихла, нога перестала дергаться и наступила оглушительная тишина. Здесь.