Снимите квартиру, пожалуйста

Клей с противным, пошлым звуком заканчивается на предпоследнем листе, тот еле смазан вязкой жижей. Трясу из вредности, но хитрые капли не выгонишь из тюбика в такую погоду. Прижимаю бумагу к столбу обеими руками и стою так — сколько? — не знаю, сколько стою. Запрокидываю голову на оранжевый свет, там роятся до сих пор не издохшие из вредности мошки.

Глупо, наверное, со стороны: как будто этот фонарь собрался на меня свалиться, а я ему не даю. На самом деле это я пытаюсь к нему прилепиться, а он не дает — сплевывает бумажку, как только отнимаю руки.

Мое предпоследнее мягкое и душевное объявление планирует в лужу, я комкаю в кармане последнее и швыряю туда же.

Мои ладони сегодня сможет согреть только батарея, я несусь к ней, едва скинув промокшие через расстегнутую молнию ботинки, но батарея холоднее моих ладоней. С тоской смотрю чуть левее от нее, стучу согнутым, деревянным пальцем по стене, слушаю издевательскую пустоту. Стараюсь вспомнить, лежит ли на лоджии лом или жильцы с собой забрали.

Совсем уже не соображаю, что еще они забрали. Все равно так замерзла, что лом не подниму.

.

Телефон не разбудил, я проснулась сама, успела посчитать, сколько в паутине мух и отвоевать у кашля свой голос. Еще успела выяснить, что отопление так и не включено, а лома на лоджии таки нет.Только после этого он позвонил.

— Здравствуйте, вы сдаете двухкомнатную? — мужчина, прекрасно, что мужчина.

— Сдаю. Вы нашли объявления?

— Я бы хотел уточнить насчет мебели, — не уточняет про объявления.

— Она частично или как, будет на чем спать?

— Будет! В прихожей диван будет, а в спальне кровать, — с перепугу говорю про то, что, вообще-то, давно есть.

— И насчет быттехники, есть ли чайник и микроволновка?

— Есть все, кроме посудомойки.

— Когда можно прийти посмотреть? — плевать ему на посудомойку.

— Когда хотите. Ключи у Галины Семеновны, я дам вам номер? — Он утвердительно мычит и я слышу шорох вчерашней ничейно-общей тетради. Диктую цифры, он записывает.

Пусть лучше Галина Семеновна, у нее хорошо получается.

.

На радостях звоню Марине наощупь. Владик почему-то не на занятиях.

— Можно Марину Дмитриевну? — не ожидаю его услышать, спешно меняю голос обратно, на чей-то низкий и больной.

— А кто ее спрашивает?

— Это из бухгалтерии, — на всякий случай оборачиваю трубку полой халата. — Она тут не подписала...

— Мама еще в санатории, — виновато перебивает Владик. — Понимаете, она после инсульта.