Кентерберийская нота

Его грустно – это невыносимо больно! Иначе бы не мотал время назад. Я почти задыхался от того, что стоял на пороге крохотной, но такой огромной тайны, что готов был сам вертеть стрелки и даже тикать в обратную сторону: «Чинись, чинись…»

***

Я так давно не пью крови, что люди мне не интересны – пыль. Только охотники, мягко говоря, не совсем обычные существа.

Молоточек между медными чашами старинного телефона всполошился. Я прислонился плечом к стене и традиционно аллокнул.

- Мальчишка не человек, - сообщила Мария.

«Началось, - осклабился я. Проще снести с путей паровоз, чем охотников, что встали на след. – Тряхнём стариной».

- Это угроза или предупреждение?

- Тебе решать…

Молчу. Ждёт.

Трубка не успела упасть и качнуться, как я уже был в особняке через дорогу. Меня встретили перепуганные лица, три тяжёлых арбалета и трясущийся в руках красноротой девицы веник.

Мария шагнула от кошмарной занавески и насмешливо буркнула:

- Яду?

Я присел на краешек вульгарно удобного кресла. Сложил кисти на голых коленях.

- Разливай.

Вскоре она поставила на низенький столик поднос с чайником, не забыв тарелку с пирожными и золотистые дольки айвы в янтарном сиропе. Из миниатюрной сахарницы торчали серебряные щипцы.

- Ты ведь не будешь вмешиваться? - начала Мария с главного.

- Буду.

- Как?

- Активно, - пообещал я, прихлёбывая из пиалы. Насладился смесью разочарования и решимости на её лице. Потянулся за оранжевой мармеладиной.

- В обмен на?

- Банку этого… - мой ноготь стукнул по кромке чаши. Ещё два раза. Я вслушался. Хор-рошая чаша. Борта такие округло завершённые. - Варенья.

Молчит. Жду.

- Лида, приготовь.

Красноротая издала вздох облегчения и скрылась в дверях вместе с веником. Молодцы с арбалетами улизнули следом. Я б от себя тоже дал дёру, только бесполезно.

***

За тем, как убивали мальчишку, я наблюдал со скамейки с ленцой: мне ли не знать – неуязвим совершенно.

Позади Сашки присела шатенка и нежно обняла. Предплечье под подбородок, чтобы не укусил, вторая рука не даёт дёрнуться. Её напарник тотчас плеснул в лицо жертвы из склянки и повторил мою ошибку – удар колом. У Варенника от обиды навернулись слёзы.

А кругом заливались птицы. Солнце дробилось в листве, дрожало цветными пятнами. Какая-то женщина – в её коляске спал младенец – одарила на ходу печальной улыбкой:

- Всё будет хорошо.