Сами, сами, сами!

Брат Елпидифор подошёл к иконостасу, нажал скрытую пружину и часть алтаря с образом святой Септимии отъехала в сторону. Стало видно скрытую ёмкость с двумя тонкими трубочками.

Отец Варсонофий оживился. Почесал заросшее гуменцо и подошёл ближе, достал из нагрудного кармана очки и водрузил их на нос.

Богомаз ткнул пальцем в конструкцию: — Вот твоё чудо, отец Варсонофий. Сюда загодя наливаешь масло, при необходимости нажимаешь на третью плитку слева от алтаря, скрытый механизм подаёт масло и образ плачет. Я не знаю, поможет ли это душам твоих прихожан обрести утраченную веру, но приношения точно потекут рекой, такие чудеса людям нравятся.

Только масло сейчас не лей, отче, сутки подожди, герметик схватиться должен, а то конфуз вместо чуда выйдет.

Поп задумчиво глянул на богомаза. Потёр лицо, подёргал себя за бороду.

— И ты, брат Елпидифор, предлагаешь мне подпитывать веру прихожан этими трубочками? Этим… механизмом? Сеять в их душах пустой плевел вместо зерна истины?

Богомаз порозовел и опустил глаза.

Глухо произнёс, глядя на мозаичную плитку:

— А чем ты ещё собираешься лечить их души, отче? Да и надо ли лечить? И вообще, буду откровенен, что тебя волнует больше, отче, их души, или их подношения? Люди давно отошли от Создателя и от Его истин. Кто нынче живёт по законам Его? Кто соблюдает заповеди?

Отец Варсонофий посмурнел и открыл было рот, но брат Елпидифор продолжил:

— Вот смотри, отче, Спаситель изгнал торговцев из храма и вообще проповедовал нестяжательство.

А кто третьего дня пустил в притвор разносчика за десятину с выручки?

Отец Варсонофий недовольно поджал губы и хотел сказать, что за жалкую десятину он бы и самого святого Офения, покровителя торговли, не пустил, речь вообще-то о половине шла, но богомаз поднял взгляд и повысил голос: — А, отче? Твоя цепь с образом Спасителя стоит больше, чем годовой доход любого из твоей паствы, отче. А лимузин твой иноземный? Тоже не три копейки стоит же! Перстень новый, смотрю, носишь, да камушек тоже не стекло, поди?

Отец Варсонофий дёрнул было рукой, желая прикрыть перстень, но сдержался, хмуря брови.

Богомаз помолчал и, вспомнив что-то, махнул рукой: — А Кольке Рыжему епитимью наложили за то, что он в Великий пост мясо днём ел. Вот как так, отче?

Отец Варсонофий отступил на шаг, прикрыв рукой образ Спасителя. Вернее, золотую цепь, на которой висел образ. Перекрестил лоб, прошептав что-то про себя. Перекрестил богомаза. Строго глянул на него.