Зажигалка

От грохота закладывало уши, вспышки взрывов слепили глаза, земля, казалось, стонала, а тошнотворный запах горелого человеческого мяса преследовал потом меня всю оставшуюся жизнь. Внезапно в небе показались немецкие «юнкерсы». На бреющем полёте они скидывали свои «чемоданы», как мы называли бомбы крупного калибра, довольно гармонично, почти что в шахматном порядке. Доставалось и нашим танкам и нашей роте пехоты. Один из таких «чемоданов» разорвался в каких-нибудь двадцати метрах впереди меня, образовав огромную глубокую воронку, в которую я, облепленный осколками, полуслепой и оглохший, тотчас скатился без сознания.

Глубокая яма тут же начала наполняться водой, ручейками вместе с глиной стекая по краям воронки. Контуженый, истекающий кровью, как мне потом рассказывали, я провалялся в этой яме больше суток, пока меня не подобрала спасательная команда из батальона резерва. Само пребывание внутри воронки я помню довольно смутно. То теряя сознание, то поочерёдно приходя в себя, я слышал вверху бушевавший ад. Лязг железа, свист рассекающих воздух пуль, взрывы, грохот моторов и крики нечеловеческой боли – всё это происходило уже без моего участия. Я как бы отделился от себя, наблюдая на это безумие со стороны. Пытался кричать и звать на помощь, но всё безрезультатно: атака моей роты ушла далеко вперёд.

Помню, через какое-то время очередным взрывом в яму закинуло что-то мягкое и тёплое, упавшее прямо на меня. День уже близился к вечеру, и в сумерках я пытался разглядеть бесформенное тело: свой или чужой? Живой или нет? Как определить?

Помню, как перевернул, как ощупывал гимнастёрку в надежде отыскать что-то знакомое.

Наткнулся на немецкий наградной крест, очевидно, либо танкиста либо пилота. Собственно, это было уже не тело, а лишь его половина. Нижняя часть туловища отсутствовала напрочь, ошмётками плоти ещё ворочаясь и шевелясь на земле в предсмертной агонии. Ни коленных суставов, ни голеней, ни самих ступней уже не было. Вместо них сплошное месиво кровавых вырванных кусков вперемежку с лохмотьями одежды. Одна нога валялась тут же, а вывороченный фрагмент позвоночника медленно сползал в яму вместе с пропитавшейся кровью глиной. Меня вырвало прямо под себя. Единственный уцелевший глаз по-прежнему продолжал следить за моими действиями, но сам труп был безмолвен, словно его сознание уже навсегда покинуло грешную землю. Голова лежала, откинутая навзничь, и взгляд отходящего в мир иной немца, будто красноречиво говорил: я всё вижу, я за тобой наблюдаю.