Маскарад

Красная рожа, пышные седые усы, мундир с орденами, золотой погон с двумя просветами, тремя звёздами и шитым гербом… Полковник! Я поспешно вытянулся во фрунт и неумело откозырял. – Виноват, ваше высокоблагородие! Здравия желаю, ваше высокоблагородие!

- Куда так летите, поручик?! Кто таков, подлец? – мне в лицо летел запах водки и брызги слюны.

- Поручик Петров! – громко и твёрдо ответил я, не отводя взгляда. - Следую с особой телеграммой!

- И к кому же вы так летите, что не замечаете старшего по званию, а?!

Меньше всего мне нужно было всеобщее внимание, но, как назло, именно сейчас все присутствующие уставились на то, как полковник распекает нерадивого запыхавшегося офицерика.

- К государю, ваше высокоблагородие!

Полковник поменялся в лице, даже водкой стал меньше пахнуть.

- Идите, - произнёс он негромко. – Но заправьтесь! Расхристанный весь, смотреть противно!

А вот это бы точно не помешало. Я покосился на зеркало и увидел, что форму на мне перекрутило каким-то совершенно невероятным образом.

- Есть заправиться, ваше высокоблагородие!..

- Да идите уже, идите! – прошипел полковник и отступил на пару шагов. – Душечка, на чём мы с вами остановились?..

Бальный зал сверкал и переливался, как бриллиант на ярком солнце. Но дело было не столько в позолоте, хрустале и ярком свете, сколько в ослепительной роскоши.

Жемчуг, меха, парча и бархат, драгоценные камни – каждый костюм был шедевром. Как и два года назад, императорский бал-маскарад проходил в стиле «а-ля рюс», и высший свет Империи разоделся кто во что горазд.

Кокошники и сарафаны некоторых дам стоили целое состояние точно так же, как и кафтаны их кавалеров.

Снова сами собой перед глазами встали картины из прошлого. Вшивое тряпьё, тощие попрошайки, голод, нужда…

Пары кружились под музыку, а я стоял, пытаясь отдышаться, побороть рвущийся наружу кашель и понять, что делать дальше.

Товарищ Ленин говорил, что государя убивать не следует. И он же говорил, что Азеф – агент охранки.

Я мысленно повторил: «Азеф – агент охранки», - и горло сдавила ледяная рука. Значит ли это, что меня сейчас схватят?..

Нет, вздор, если бы хотели – схватили бы на входе.

Но что тогда? Для кого серебряные пули? И причём тут карты?..

Ни черта не ясно. «Думай, Петров, думай!..»

Но думать не получалось: что-то не давало сосредоточиться, как будто я упустил из виду нечто очень важное, - и лишь спустя какое-то время стало ясно, что дело в руке.