Кто ты?

Но доиться они вдруг стали хуже. Почему — нетрудно было догадаться, ведь Даник рванул в рост, как на дрожжах. Бабушка Любава велела не пускать его в хлев. Ага, такого не пусти, пожалуй. Он же ползал быстрее, чем любой из нас бегал. Пришлось плюнуть на это дело, да так всё и оставить.

Когда земля подсохла, и девки собрались расчищать репище, Даник с удовольствием стал бегать с ними. На репище он, правда, скакал по грядам, как козёл, зато сожрал почти все сорняки вместе с корнями, заодно перекопав землю руками лучше, чем девки мотыгой.

Но вот когда пришла пора засеваться, начались сложности. Всё, что девки сеяли в гряду, Данька, ползущий следом, мигом выкапывал и сжирал. Пришлось хоть на день запереть его в клети. За этот день он успел подкопать угол, так что выпускать его на волю не пришлось, сам вырвался. И радостный примчался прямо на репище. Хорошо, что там в это время не было никого, и плетень подоткнули как следует.

На рыбалку теперь тоже приходилось удирать тайком, потому что поймать что-либо в обществе Даньки было решительно невозможно.

Стоило закинуть удочку, он с визгом кидался в воду и сжирал с крючка наживку. Сколько раз потом Молчуну приходилось вынимать крючок у него из губы… Если же нам удавалось-таки хоть что-то поймать, то уберечь улов от немедленного сжирания тоже становилось сложной задачей.

Зато ходить за грибами с Даником было одним удовольствием. Каким-то особым чутьём он находил замечательные грибные места, и нам оставалось лишь не зевать, чтобы успеть набрать грибов раньше, чем он все сожрёт.

И заблудиться в лесу вместе с ним стало совсем невозможно. Стоило сказать «пироги в печь посадили», как Данька устремлялся домой по самой короткой дороге, даже если её приходилось проламывать через чащу.

Так шло потихонечку время. Зубатки стали крупнее блох, а значит, травостав подошёл к середине и настала пора сенокоса. Тут нам наконец-то выпало немного покоя: трава Даника не интересовала, и он целыми днями пропадал в лесу, появляясь только на закате, усталый и, к счастью, сытый.

Где он был, что делал — поди знай.

Потом зубатки доросли до размеров мыши. Мы подняли сено на поветь, начали убирать хлеб. Обычно в это время мышей в амбаре полно, но в тот раз их почти не было. Мы сначала не поняли, к чему бы так, а уж потом сообразили: Даник повадился целыми днями и ночами сидеть в амбаре. И есть совсем не просил.

Примерно в это же время стало уж точно видно, что он ракшас, а никакой не человеческий ребёнок.