Драконов жребий

– Мы и-и этого брата с собой забере-йм… и-и… чтоб не думала, что ты что-то решай-ешь… слабачка… и-ий…

Голос ее был как морось, как лед, точно стылые воды озерные. В нем была безусловная правда.

И Марица поверила.

***

Темнота была вязкая, сонная, с привкусом горьким озерной воды. Темнота была всюду, и только свеча на столе разбавляла ее черноту. Яркий свет был упрям. Он не думал сдаваться.

– Я во всем виновата, – сказала Марица. – Я оказалась слаба. Я не справилась. Из-за меня мама плачет. Я очень плохая…

Отец покачал головой.

– Нет. Ты просто ошиблась. Ты должна была сразу идти ко мне и про все рассказать. Я бы выгнал стынь прежде, чем она натворила беды. Но я узнал все слишком поздно. И я опоздал.

– Почему? – подавилась слезами Марица. – Почему ты не смог им помочь? Ты же сильный! Гораздо сильнее меня. Почему ты не смог все исправить? Ты… ты тоже… ошибся? – с ужасом прошептала она.

Темнота зажужжала пчелино. Холодная, серая стынь хороводом взметнулась над свечкой. Воздух стал по-озерному влажным.

– Кыш отсюда! Плохие! Я вас ненавижу! – Марица сжала кулак. – Из-за вас это все!

Отец взял ее за руку.

– Зря ты так. Стынь не добра и не зла. Она точно огонь. Если сможешь его подчинить – он тебя обогреет. Если нет – он сожжет дом твой дотла. Ты еще слишком слаба, чтобы стынь тебя слушалась. Вырастешь – будешь приказывать ей.

Марица вытерла слезы.

– Не хочу. Мне все это не нужно. Я хочу исправлять все, что сделала стынь. Раз уж ты это не хочешь, – зло сказала она.

Трепеща стрекозино, холодная стынь облепила свечу. Темнота наступала. Дрожащие тени ее танцевали по стенам. Отец щелкнул пальцами, и стынь понеслась врассыпную.

– Смотри, – сказал он. – Кругом нас темнота. Как рассеять ее? Еще большею тьмою? Или… – он посмотрел на Марицу.

– Свеча, – подсказала она. – Нужно просто зажечь ее, и тогда темнота испугается. Я хочу быть такой же свечой…

– Но ты ею не будешь, – отрезал отец. – Как и я. Ты уже ничего не решаешь, – произнес он с холодностью.

Он поднялся на ноги, и озерная, темная тень на стене повторила движенья его. Стынь на левом плече захихикала, и Марице подумалось, что отец, разумеется, прав. Тьме не стать ослепительным светом. А свету – не сделаться тьмой. И цена за ошибку может быть велика. И холодная стынь… в ее черном, полуночном взгляде скрывалась насмешка.