Светоч новых дней

— потянулся он к призрачной бабочке, парившей среди необъяснимого сияния. — Прости меня... Я проиграл в нашей битве. Разве я достоин жизни? Разве ты достойна смерти?

Воздух заискрился, наполнил мир вокруг прозрачной радостью, такой родной и такой чуждой. Она исчезнет, как исчезнет эта бабочка, срок которой предписан заранее.

«Никто не умирает насовсем. Я обрела другую, новую жизнь. И ты живи!.. — взмахом крыльев она вдохнула новый свет. — Живи, Майло! Не думай обо мне. Я в надёжных руках...»

Бабочка обернула над ним круг.

Потом ещё один. И, наконец, осторожно уселась на кончике пальца. И на короткий миг в размазанных мыслях он разглядел её лицо. Светлое, чистое, счастливое.

«Отпусти мертвецов. Заботься о тех, кто жив...»

[Лето]

Никогда раньше он не видел столько кораблей. Столько мачт, столько флагов! Столько палаток, раскинувшихся по полям. Столько людей в одном месте: похлеще, чем на Церковной площади.

Возможно, отец повидал и не такое. С тех пор, как в 38-м году он добровольно ушёл на первую войну, домой он так и не вернулся.

Отец любил быть полезным для людей, тем более, если речь шла о защите страны от нападения французов. Он твердил постоянно, сколько Майло помнил его: быть врачом — значит, быть и воином, а быть алхимиком — значит, быть и врачом, и воином сразу.

Интересно лишь, потянула ли тогда его судьба столь же стремительно, как тянет она теперь и Майло?

И снова не везло. Снова проходили дни за неделями на одном месте.

Ему не терпелось выйти в море. Наивно было полагать, что сразу же по прибытии в Портсмут они дружно сядут на корабли и отправятся рассекать волны.

Суровые ветра баламутили воду несколько дней, не позволяя судам сняться с якоря. Что-то продолжало звать Майло, обходясь без слов и звуков. Что-то толкало вперёд... ибо дорога назад, в любом случае, для него закрыта.

Про него так и говорили среди рыцарей и крестьян-добровольцев: у него целый город умер, а он не сумел его излечить, вот и помешался. Часто ходит вдоль берега, бывает, что и в воду заходит, далеко, почти по горло.

А ещё по ночам не спит, уходит из палатки да напевает что-то. Очень странный тип. Зато избавит от малейших увечий! Что, руки разодрал? Так давай, пойди к тому лекарю, он из отряда Эшстоуна, не заметишь, как всё пройдёт!..

Да только потом эти увечья оставались у самого Майло. Похищенные и побеждённые, они надолго оседали в душе и теле, словно это он страдал, а не те, кого он лечил. Но ему было всё равно, он успел привыкнуть.