Житель Руин

Она как черепной червь, заберется в тебя и прожрёт насквозь, оставив пустую оболочку, тонкую, как пузырь. Ты будешь трястись, нервничать, постоянно подозревать, что ты упустил что-то настолько важное, ценное, необходимое, что и сам не можешь понять. Ты изведёшь себя, если не прочтёшь эту рукопись.

Ларант слабо кивнул и сгрёб листки.

— Я... дома.

— Ты прочтёшь её здесь и сейчас. Не так — вслух, чтобы мы могли прийти тебе на помощь.

— Я очень плохо читаю...

— А мы с Тейс вовсе не умеем,— сказал Теладас,— А если что-нибудь е сможешь, поможет Учжанмас.

— Может, ты всё прочитаешь,— Ларант протянул весьма жалкую на вид стопку. Не верилось, что из-за этого драного манускрипта может произойти что-то серьёзное.

Учжанмас покачала головой.

— Итен отдал его тебе — ты и читай. Ведь ты уважаешь его память.

— Да... конечно.

Все разместились поудобней,— Ларант на стул возле окна, рядом, прямо на столе, умиротворённая и похорошевшая Учжанмас, а на истерзанной кровати — Тейс и Теладас вместе с абрикосами.

И Ларант начал.

— М-не-страш-но-пи-сать-обэтом...

***

Мне страшно писать об этом.

Нет, неправда. Точнее, полуправда, правда не вся, а только её маленький кусочек, крохотный огрызок хвостика, который принесла в зубах чужая кошка. Он говорит нам: мышь была. Но что за мышь, какой породы, крупная, маленькая — об этом хвостик молчит. Мне бы тоже хотелось молчать, но ведь страх от этого не исчезнет. Он разве что высохнет, скукожится, превратится в маленький комочек, сморщенный, словно высушенный инжир; будет гнить, долго, очень долго, по капле накапливая беспощадный яд, а потом ударит, жадно, метко, словно крис с волнистым лезвием — насмерть.

Или напротив, разрастется, вытянет свою отравленную лозу вдоль моих рук и ног, присосётся к голове и превратит меня в жалкое дерево, в Дерево Трусости, с ветвями, которые гнутся и трепещут от самого слабого ветерка.

Всё дело в том, что мне не просто страшно писать об этом. Мой страх — непостоянен. Он дрожит, меняется, и ещё ни разу не удавалось мне схватить его и сжать, скрутить в жгут, растерзать — уничтожить.

Когда я просыпаюсь утром, страха нет. На столе лежит тёплый квадрат солнечного света и стопа чистой бумаги в нём — на верхнем уже вырисовывается грязное, исчёрканное начало. Я смотрю но него, перечитываю эти жуткие, прыгающие строчки и чувствую, как в сердце разливается сладкий мёд спокойствия. Да, ещё вчера я был взбудоражен, но сегодня и спокоен и смогу обстоятельно всё рассказать. Поем и сразу сяду рассказывать.