По дороге в Гиш

По дороге в Гиш

Наталья "Дарт Ладос" Троицкая

По дороге в Гиш

Катится повозка, вгрызаются во влажную землю колёса, звенят под дугой колокольца.

— Вы-то, дети, счастливые. Вы и не знаете, что такое — жить обок с нечистью, — рассуждает старый Петар, раскуривая трубку. — А раньше, бывало, из города носу высунуть нельзя было, чтоб их не встретить. То на сосне сосень устроится, то на сельской ярмарке треть лотков горные коротышки отожмут. Но это что, вот песчанки — это была холера, всем холерам холера. По сравнению с ними даже заедни ничего так покажутся.

«Дети» — студенты, подмастерья, несколько хмурых крестьян, долгогривая семинаристка, улыбчивый оруженосец и дюжая кузнечиха из Залесья — молча кивают, но задавать наводящие вопросы не торопятся. Большинство не первый уже раз едет на самоходке старого Петара, и они отлично знают, что единственный способ получить со старика интересную историю — молчать и слушать.

Но тот, кажется, не в настроении продолжать. Вместо этого он внезапно срывается в причитание:

— А вот что вы, дети, делать-то будете, когда моя самоходка сломается? Как-то вы будете в Гиш добираться, из нашего-то медвежьего угла? А если не в Гише, то где и людей-то повидать? Фарра теперь только старикам и годна, молодые-то другого ищут.

Пассажирам не слишком нравится об этом думать. Между столицей и Гишем на самоходке ехать восемь-двенадцать часов, как повезёт, а на лошади это сколько же будет? Может и несколько суток, и неделю. И как тогда успевать вернуться домой на праздники, или наоборот — на праздники успеть метнуться в Гиш, а потом домой, за работу?.

Звенят колокольца под дугой, катится под колёсами серая от пыли дорога, тянется в небо дым от петаровой трубки, стелется по-над землёй розоватый туман самоходного двигателя. По левую руку мелькнул покосившийся, облупившийся деревянный памятник — кривенькая реплика столичного "Освобождения Фарры". Следовало бы остановиться, прочитать короткую молитву о здравии гишийского владыки и Святейшего Отца на Престоле, но старый Петар не очень-то разбирается в новых правилах и законах.

К тому же, памятник выглядел как-то подозрительно: вместо благородного кавалера, поднимающего с колен заплаканную деву в оковах, вышел какой-то бандит и шарахающаяся от него пленница.

Оруженосец достаёт простенькую китарру, начинает рассеянно перебирать струны, пытаясь попасть в лад с колокольцами. Солнце клонится к закату.

— Песчанки, да... — вспоминает старый Петар. — Они-то были страшнее всех.