Все потоки

Так если убить человека в открытом море, обратить его там, где лишь вода… Тогда его душа будет бескрайней, верно? Он услышит ее во всех потоках земли, сможет отправиться, куда угодно, никогда не растеряет себя! Тирта меня спрашивал: «Что, если не выйдет?» И я ему ответил, поэтому и ищу человека из вашего народа. Мне нужен тот, для кого море – дом. Ведь если не выйдет, мы останемся в море на долгие-долгие годы.

Назка не знал деда, тот умер до его рождения. Каким он был, как говорил с Сарвешем? И Аме, что она делала тогда? Сидела ли в стороне или спорила? А их дом, стоял ли он на большой лодке, или на крохотной, где двое с трудом умещались под навесом? Назка пытался представить это, и не мог, мысли разлетались.

Лишь одна крутилась, настойчивая и неотвязная.

– Скажи, – проговорил Назка, – ты не дарил Аме свирель? Красивую, медную?

– Уже не помню, – Сарвеш махнул рукой, – я много что им подарил, и Тирте, и Аме… – И вдруг встрепенулся, схватил Назку за плечо. – Постой! Я столько говорил о твоей семье, но ты ни разу не спросил ни о ком, только про свирель! Не думай, не осуждаю, – добавил так поспешно, будто ждал возражений или обиды, – эта жизнь минула, о ней нечего жалеть.

Но то, что осталось от прошлого – важно, очень важно. Я столько рассказал тебе, и ты не скрывай!

Назка и не думал скрывать.

Странно, как легко текли слова. Дома Назка не смог бы говорить так гладко, споткнулся бы о снисходительный взгляд, упрек или усмешку. Но Сарвеш не прерывал его ни звуком, ни жестом, лишь улыбался все шире, обнажая клыки.

Грусть больше не струилась в воздухе, и ночь казалась светлей.

Когда Назка замолчал, Сарвеш до боли сжал его плечо и сказал:

– А что же тебя остановит? Ты можешь поискать свою свирель, можешь нырнуть на самое дно! Жизнь не угаснет в тебе без воздуха, и глубина тебе не страшна.

Назка замер, не в силах поверить.

Где-то там, под водой, свирель пела, хотела вернуться к нему. Это она привела Сарвеша, перекрутила жизнь и смерть, как веревку, – ведь Назка еще не услышал глубинную песню флейты, не узнал ее тайну.

Тоска по ней обожгла сердце, смешалась с жаждой, со вкусом железа и сухой болью.

Назка хотел вскочить и не сумел, – Сарвеш все еще держал его.

– Только не сейчас. Дождись утра, дождись солнца.

Эти слова накрыли душу тяжелой волной, не дали вырваться, и Назка подумал: «Нет, Аме права. Он дух моря».

Назка помнил глубину другой.

Раньше, стоило нырнуть, и время растягивалось, сердце билось медленно, а мысли звенели.