Обнаженная

Реновалесъ открылъ вторую дверь, и лицо его, зазябшее на улиц?, почувствовало ласку теплой атмосферы, полной необъяснимаго жужжанiя тишины. Шаги пос?тителей отдавались зд?сь гулкимъ эхомъ, какъ во вс?хъ крупныхъ необитаемыхъ зданiяхъ. Стукъ захлопывавшейся двери грем?лъ, словно пушечный ударъ, прокатываясь по заламъ сквозь тяжелыя драпировки. Отдушины, прикрытыя тонкими р?шетками, выпускали въ залу свое невидимое дыханiе. Входя въ музей, публика инстинктивно понижала голосъ, словно въ собор?, и гляд?ла съ пугливымъ благогов?нiемъ, какъ будто ей внушали страхъ тысячи картинъ на ст?нахъ и огромные бюсты, украшавшiе ротонду и середину главнаго зала.

При вид? Реновалеса два сторожа въ форменныхъ сюртукахъ вскочили на ноги. Они не знали, кто это, но сразу поняли, что это персона. Лицо Реновалеса было знакомо имъ не то по газетамъ, не то по коробкамъ спичекъ, и соединялось въ ихъ ум? съ большою популярностью и высокими почестями, воздаваемыми лишь выдающимся людямъ. Но они вскор? узнали маэстро.

Столько л?тъ не видали его уже въ музе?! И держа въ рукахъ шапки съ золотыми галунами, сторожа съ почтительною улыбкою сд?лали н?сколько шаговъ навстр?чу великому художнику. – «Здравствуйте, донъ Марiано. He угодно ли вамъ что-нибудь, сеньоръ де-Реновалесъ? He прикажете ли позвать сеньора директора?» – Это была преувеличенная почтительность, что-то похожее на смущенiе придворныхъ, узнавшихъ, несмотря на инкогнито, иностраннаго монарха, который неожиданно входитъ во дворецъ ихъ повелителя.

Реновалесъ отд?лался отъ нихъ р?зкимъ движенiемъ. Быстрый взглядъ его скользнулъ по большимъ, декоративнымъ картинамъ ротонды, изображавшимъ войны Х?П в?ка: генералы съ торчащими усами, въ шляпахъ съ перьями, командовали на пол? сраженiя коротенькой палочкой, словно дирижировали оркестромъ; отряды мушкетеровъ исчезали со знаменами на склон? горы; ц?лые л?са копiй выглядывали изъ дыма; фонъ картины составляли зеленые луга Фландрiи. Эти громкiя и безплодныя сраженiя были смертельной агонiей той Испанiи, которая пользовалась мiровымъ влiянiемъ.

Реновалесъ приподнялъ тяжелую драпировку и вошелъ въ огромный среднiй залъ. Публика, находившаяся въ конц? зала, выгляд?ла при матовомъ и мягкомъ осв?щенiи, словно кукольныя фигурки.

Художникъ шелъ впередъ, еле глядя на картины; он? были для него старыми знакомыми, которые не могли сказать ему ровно ничего новаго. Взоръ его скользилъ по публик?, не находя въ ней тоже ничего новаго.