Бард

Но цвет глаз, видимый даже сквозь маску, вкупе с цветом волос и кожи, пара коротких скьявон на бёдрах и ворчащая пантера, — мгновенно охлаждали желание отправить нахалку в недалёкое плаванье, сгрузив с пирса за руки и за ноги на «раз-два-три», под дружный хохот и улюлюканье.

Через несколько цветастых переливов к цимбалам присоединился дарбука а затем шестиструнная лютня.

Та, что выглядела словно Илитиири, вместе с пантерой протиснулись во внутренний круг. Хищница тут же легла полукольцом позади ног хозяйки, выиграв для неё ещё солидный клок свободного пространства. Взгляду странницы представилась весьма необычная картина.

За цимбалами, на какой-то укрытой тряпьём колоде, сидел молодой дварф. Густые каштановые волосы были заплетены в длинные дрэды, ниспадавшие, обрамляя совершенно круглое и, о невероятно, — безусое лицо. Бородка была размером с ладонь, нелепо покрывая лишь подбородок. Казалось, он был совершенно погружён в звенящий полёт мелодии, извлекаемой им из цимбал двумя потрёпанными молоточками, вот только от странницы не укрылся брошенный им на миг из под приопущенных век быстрый взгляд матёрого плута. Сверкнул, и вновь исчез, словно и не было его на этом одухотворённом, возвышенном лице. Лютня покоилась на колене полуэльфа, присевшего на край каких-то ящиков, сваленных в кучу тут же — рядом с барком. Веки и пространство вокруг глаз полукровки покрывала тончайшая татуировка из сложных узоров, вне сомнения, таящих какой-то сакральный смысл. Уходя к вискам, вкупе с мягкими чертами лица, она делала его похожим на девушку. Пшеничного цвета волосы были собраны в такие же дрэды, что и у дварфа.

И всё же, не смотря на всю необычность этой парочки, почти всё внимание странницы поглотил третий участник странствующей труппы. Тончайшие, словно вырезанные из кости — странной, с алым оттенком кости — запястья перетекали в длинные, полные изящества, пальцы, с волшебной непринуждённостью порхающие над дарбукой. Тонкий, почти эльфийский подбородок завершал линии овала лица, пересечённого прядью цвета воронова крыла с таким совершенством, которого может достичь лишь случайность. Огромные ресницы — сами по себе были великолепным украшением, притягивая взгляд на лишённом какой-либо косметической фальши лице. Капельку широковатый рот не просто не портил это лицо, а вкупе с обрамляющими его удивительно изящными, чуть скорбно поджатыми губами, напротив — приближал к идеалу.