Бард

Тонкий, немножко вздёрнутый носик, с точёной линией переносицы переходил в тяжёлые, массивные, изогнутые «сердечком» рога. Лёгкий бриз колыхал густые чёрные волосы, изредка обнажая заострённое ушко, лишённое серёжек или иных украшений. На девушке-тифлинге было странного кроя чёрное одеяние, поверх которого ниспадал потёртый коричневый плащ. Одеяние полностью обнажало левую сторону груди, являя взглядам добротную кольчугу двойного плетения, рукава которой выглядывали из-под одежды и над запястьями. Сначала казалось, что это какое-то волшебное изваяние, живыми у которого были лишь волосы и руки. Но чем больше музыкальный акцент смещался на дарбуку, тем живее становилось и «изваяние». Голова девушки склонилась к плечу, а сомкнутые веки напряглись, словно в гримасе боли, но через миг уже головка запрокинулась, а по лицу растеклось выражение блаженства. К танцу ладоней прибавилось ритмичное покачивание плеч, а затем, девушка уже раскачивалась всем торсом, всё больше и больше поглощённая собственной мелодией.

Странница зачаровано смотрела на это музыкальное таинство, а потом... Потом тифлинг запела...

Это был совершенно незнакомый язык для той, кого принимали за Илитиири. Протяжные напевные гласные сочетались в нём с раскатистыми гортанными звуками согласных. А ещё... ещё странница увидела, как напряглась вена под горлом тифлинга — единственный знак, выдающий, сколь не просто давалось певице такое исполнение. И когда голос девушки возвысился во второй раз, она распахнула глаза, словно выплеснув на зрителей два потока расплавленного золота. Почти сразу её взгляд скрестился со взглядом чернокожей слушательницы, безошибочно отыскав алые, немного мутноватые глаза под маской. Странница едва удержалась, чтобы не отшатнуться. Не от страха... не от неожиданности. От странной Силы, истекающей от целостного образа Певицы. Именно от целостного: голоса, взгляда, движений, облика... Создавалась абсолютное, непоколебимое чувство, что слова песни льются уже непосредственно в сознание, минуя слух. Два озерца расплавленного золота не отпускали пойманный взгляд. И когда девушка-тифлинг склонила голову к плечу, слушательница, непроизвольно, словно зеркало, повторила это движение.

Всё вокруг: бриз, запах пота, рыбы, горячей смолы, солнечные блики, отражённые от воды и играющие на рваной парусине, тяжёлое дыхание полусотни завороженных мужчин за спиной, пляска рук бродячих бардов над их инструментами, переплетённые неразрывно слова и музыка, — всё это уносило прочь.