Змеиный брод

Всё, к чему он прикасался, гибло. Протока вскоре пересохла; земля возле дома потрескалась. Сама Вилетта тяжело заболела и умерла спустя месяцы, а чудовище...

— Что? — испуганно спросила Яська. Оказалось, она проснулась и услышала конец истории.

За окном раздался шорох. Налетевший ветер качнул ветви боярышника.

— ...до сих пор бродит вокруг. Где остановится — вянет трава. Где утолит жажду — высыхает колодец. Нет ему покоя без хозяйки — и умереть не может, потому что не жил. Всё ходит и стонет, заглядывает в окна.

Стоит снаружи... — Агния замерла, будто прислушиваясь к тихому звуку, — и смотрит!

Яська вскрикнула. Тут же зажала рот рукой. Дана мигом вскочила с кровати и, потушив свечи, нырнула обратно. За дверью уже слышались мамины шаги.

Когда дверь распахнулась, девочки дышали глубоко и мерно, как дышат только спящие. Утром им не миновать разговора, но сейчас полоска света на пороге исчезла. Мама вздохнула и вернулась в свою спальню.

Все трое молчали. Кажется, по-настоящему начали засыпать.

Дана приоткрыла один глаз. Тени за окном ещё двигались.

Она сжала пальцы на амулете, доставшемся ей от бабушки Эвены по праву старшинства. Покрытая глянцевой глазурью подвеска в виде трёх ягод боярышника была тёплой на ощупь даже в зимнюю стужу. А ещё она каким-то чудом отпугивала мотыльков. И дурные сны.

НИТЬ I. Узел первый

Над Чурнавой с рассвета рыскали тучи. Небо так тесно прижалось к земле, что казалось, встанешь на цыпочки, протянешь руку — и коснёшься серого брюха.

Дышалось тяжело, как всегда бывало на исходе лета: в степи цвела горевица.

Вита опустила пятки на пол. Достала склянку с мазью, пахнущей полынью и окопником. Лёгкими движениями растёрла левую голень от колена до щиколотки. Ещё недавно она ходила к утёсам за рекой: могла прошагать два часа и вернуться обратно — нога жаловалась, но тихо, ненавязчиво; ныла только в сильный ветер. А сейчас, чтобы дойти до протоки, Вита брала с собой трость.

Алта́н выстругал для неё из белой ивы черенок, украсил медной узорчатой рукоятью, чтобы пальцы не соскальзывали. В свои семнадцать он был готовым дарханом — умельцем на все руки, — и самым близким другом, которого Вита сумела обрести, потеряв семью.

Она наложила тугую повязку, затянула узелок и обула домашние туфли. Костяная шишка под коленом продолжала расти — это стало видно невооружённым глазом, к врачу не ходи.

Но она всё же сходит.