Ворлок из Гардарики

Но Вратко-то знал — батюшка узнает едва ли одно слово из десятка. Он и с гамбуржцем говорил только по-словенски, благо Гюнтер балабонил на нем, как на родном.

Под укоризненными взглядами взрослых, Вратко выпрямился, одернул рубаху, поклонился в пояс монаху.

— А это сынок мой, — степенно пояснил Позняк. — Переведи латинянину...

— Не латинянину, а отцу Бернару, — чуть-чуть поморщился германец. Но перевел. Добавил от себя. — Малец весьма к языкам способный. Прямо на заглядение.

Священник приподнял бровь, как бы удивляясь словам Гюнтера.

Вратко хотел что-нибудь сказать на латыни, но засмущался, и от того все слова разбежались, словно овцы на лугу.

Гамбуржец заметил его растерянность и рассмеялся.

— Отец Бернар с нами в Хедебю пойдет, — сказал он.

— В Хедебю? — глаза Вратко полезли на лоб.

— А ты думал? — подмигнул Позняк. — Тут, понимаешь ты, за мягкую рухлядь никто достойной цены не дает. Я два сорока куньих продал... И то себе в убыток почти что. Говорят, из-под Гнезно три обоза с мехами пришло.

Краковцы у древлян да полян соболей выкупают, а после норовят поморянам втюхать. Да только сами себя перехитрили — больно много пушнины на одном торгу.

— А тебе что, не хочется посмотреть Хедебю? — немного растягивая слова, проговорил Гюнтер. Его объемистое брюшко натягивало засаленный куцый кафтанчик, весь испещренный пятнами от еды и вина, а щеки, как обычно, лоснились и подрагивали.

— Как не хотеть? Хочу! — встрепенулся Вратко.

— Ну, так и радуйся! Может, другой раз случая не представится?

— Я радуюсь! — парень говорил искренне. Просто известие ошеломило его, и Вратко слов не мог подобрать, чтобы описать бурливший в душе восторг.

— Вот и радуйся! — буркнул Позняк. Шутливо толкнул сына в плечо. — Надо будет, и в Гамбург пойдем. А что? Мы, новгородцы, народ упрямый! За бесценок товар отдавать не станем. Не таковские!

Отец Бернар окинул его неодобрительным взглядом, пробормотав что-то о корыстолюбии и языческих нравах.

Вратко хотел возмутиться и напомнить латинянину, что Русь уже давно крещена, еще при Владимире Киевском! И чем словен язычниками бесчестить, пускай со своими символами Веры разберутся. Но парень смолчал. Во-первых, не гоже старшим замечания делать, а во-вторых, если говорить, положа руку на сердце, не сильно-то в Новгороде радовались христианству — хоть и крестили этот город Добрыня огнем, а Путятя мечом.