Последний из двадцати, Том 2

Кто первый сделал глупость?

Сейчас, в каменном лесу, с искорëженной Ска Рун не знал. Совесть говорила, что он сам, злость всеми силами тащила вину на нерадивых крестьян-охотников. Круторог же выходил виноватым при любых раскладах.

Что там говорила Матриарх и Гитра? Что этих тварей можно приручить, что от белоснежных, почти лошадиных грив веет благородностью, а ум едва ли не превосходит человеческий?

Ложь! Сказочная, наглая, до обидного глупая ложь...

Круторог не знал, что он благороден и что благодарность его не ведает границ.

Едва Руну удалось избежать следующих проклятий, что буйным цветом расцветали прямо под ногами, и сломать механизм капкана - круторог взбесился.

Тварь, получив столь долгожданную свободу, отскочила прочь. Из под мощных, мохнатых копыт сыпались искры, вдруг ударившие в Руна. Последний из Двадцати кубарем покатился по высокой траве, не успев даже вскрикнуть.

Ска была молниеносна. В мгновение ока, она оказалась рядом, перехватила брошенное в хозяина заклинание, отвела его прочь.

Земля под ногами обоих вздыбилась, ударила в глаза. Рун видел только как круторог стрелой сорвался с места, зло блеснул переплетëный рог, нацеленный прямо в грудь чародею. Парень уже читал заклинание обращения, надеясь перетечь потоком воздуха в сторону, или обратится лужей воды, прежде чем понял, что не успеет.

Страх спохватился, что упустил из своих лап столь ценную добычу, но закинул на шею юного чародея аркан испуга.

Механическая кукла выросла перед ним стеной, закрывая собой, больно пихнула в плечо, отшвырнула в траву.

Круторог вонзился ей в грудь, приподнял над собой, словно тряпичную куклу. На лице автоматона успело отразиться что-то вроде сожаления или удивления, да так и застыло невыразительной маской. Ноша была чародейской твари не по нраву. Круторог мотнул головой, в надежде избавиться от неë. Бросил со второй попытки и одарил на прощание ударом копыта в области живота.

Сейчас Рун смотрел на вмятину и думал, что эта отметина навсегда останется на теле Ска.

Будь здесь Чавьер, возможно, он бы чего и придумал. Теперь же парень надеялся только на то, что сможет починить еë сам.

Ему вспомнилось, как он бросился к безвольно развалившейся на земле автоматону, тщетно надеясь привести еë в чувство. Словно ребëнку, ему не хотелось замечать огромной прорехи в груди стальной девы. Механические узлы торчали наружу, будто потроха. Корпус словно пожевал и выплюнул великан.