Последний из двадцати, Том 2

И что тот, когда надо, придëт сам...

Рун сам не пришëл, он сделал куда хуже - решил расправиться с тенями прошлого и одарить их покоем сам, собственными силами. Ведь он один из Двадцати, чародей и должен уметь решать такие проблемы!

Теперь, проходя былой путь по новой, Рун осознавал собственную бестолковость. Стыд волной накатывал на него и заставлял краснеть. Как можно было пожелать бежать под покровом ночи из Шпиля? И куда? В каменный лес? Будто весь мир и в самом деле едва не лежал на ладони, а на каждом верстовом столбу висел дорожный указатель.

Конечно же его поймали. И на следующий, и на другой, и на четвëртый раз. Мастер Рубера вздыхал, что столь завидный энтузиазм Рун мог бы проявлять в колдовском и фехтовальном мастерстве. Кианор же и сам был уже не рад собственной задумке - ему доставалось за нездоровый интерес Руна к каменному лесу втройне.

Теперь же парню страшно не хотелось сознаваться в этом, но он был благодарен собрату. Не пошути он над мальчишкой столь злым образом, был бы он сейчас здесь? И был бы у Ска ещë один шанс сызнова встать на ноги?

Наверно бы не было.

Парень сотворил заклинание бегунка - следовало поступить так ещë с самого начала. Серое пламя на крохотных ножках повертелось по сторонам, и ринулось от чародея прочь. Рун через мгновение скривился, будто от головной боли. В его сознание тут же настырно заспешила вездесущая информация. В подробности с сканированием Ска оно вряд ли могло посоперничать, но Рун предпочитал знать, какие опасности притаились за углом.

В огромной, свечеобразной трубе, наполовину ушедшей под землю и обвалившейся притаились какие-то твари. Мелкие, беспомощные, но вряд ли крысы - что им есть посреди каменного леса? В каскаде однообразных руин, чернеющих прогалами гигантских окон - неужели древние были столь огромны и неповоротливы? - покоилась магия. Слабенькая, уцелевшая разве что чудом. Рун одного любопытства ради проверил - это был чародейский светильник. Когда-то он, вероятно, вмещал в себя куда сильный заряд, чем остался сейчас.

Бегунок опасливо и предупреждающе пискнул, замолк и поспешил укрыться. Рун грязно выругался, чувствуя, как холодок пробежал у него по загривку, заставил взбодриться. Мана творила своë дело - парень обострил собственные чувства до предела. К той тревоге, что сигнализировал ему бегунок, добавилась другое, почти животное чувство опасности.