Саат

А потом до двухсот. Обычно к тому времени исчезают сомнения, а во взглядах появляется суеверный страх.

Нея не винит их. В мире, который покинула магия, всё ещё остаются чудовища — как отголоски былых времён. Как производные от слова «чудо».

***

Я танцевала с тринадцати лет.

И помнила себя с того же возраста.

В составе труппы бывала в столь далёких от Ядра уголках доминиона, что другой не смел бы мечтать. И всё же... Все изменилось здесь, в Валарде. Под крышей Театра Чудес, который перестал им быть.

Заброшенный. Потерянный. Театр Чудищ — вот чем он стал. И я — его хозяйка. Единственный актёр.

Они — зрители, от мала до велика — больше не приходят на меня посмотреть.

Поэтому я танцую шёпотом.

Только для Него.

***

Сегодня она — бабочка. Яркая, пёстрая, только что родившаяся на свет из липкой куколки на радость толпе. Нея чувствует за спиной крылья — тончайший шёлк и перламутр. Сделанные столь искусно, что каркас почти не заметен.

Она не повторяет номера, перевоплощаясь в каждом заново. Она не просто танцует — она меняется. Выходит на подмостки в костюмах из болотной тины и палой листвы. Носит маски из ивовой коры и свежей глины. Трюки с ножами давно ушли в прошлое. Она не показывает дешёвые фокусы: она проживает жизнь.

Крылья стрекозы или змеиная кожа; шелест камышей или грохот прибоя — её тело становится проводником, и Нея перестаёт быть собой. Преображается столь глубоко, что не узнаёт собственное лицо в отражении, когда потрясённая толпа молча расходится и кто-то зовёт её по имени.

У неё нет имени. Настоящего, вечного. Она сменила слишком много.

Танец — то, что есть. Её дар и проклятье, позволяющее коснуться другой стороны — протянуть руку через Бездну.

Хотя нет. Не только руку. Саму себя.

Её тело — канат над пропастью.

Пока она танцует, всё прочее не имеет значения. Нея забывает о том, что города, сонные в своём упадке, реальные и осязаемые, душат её смогом и безразличием.

Пока она танцует — равнодушным не остаётся никто.

Так она может дышать. А ещё — видеть прошлое и будущее в плотном потоке образов, проходящих сквозь тело и оставляющих на нём отметины.

В каждом её движении — знак.

В каждом шраме заключена память.

***

И всё же её недостаточно. Память — разбитый калейдоскоп, в котором не хватает деталей. Сколько бы я ни пыталась вспомнить — песок утекал сквозь пальцы.

Я не знала ни места своего рождения, ни людей, которых могла назвать родителями. Меня воспитали кочевые та-мери, чей Плавучий Дом стал пристанью на долгие месяцы.