Волчий Гребень

Парень фыркнул:

— Успешно ли? За полгода ты не обрел ни одной зацепки касательно своей расчески.

Илунга помедлил, нехотя кивнул. Джей перевел дух и победно улыбнулся — он-то был уверен, что орн непременно упрется, словно баран.

В гостевом доме было тепло, сухо и уютно. Глаза, после блистающей снежной дороги, не сразу привыкли к полумраку, и Джей едва не растянулся, ловко запнувшись в пороге. Орн молча придержал человека за капюшон. Двумя пальцами. Занятые едой и беседой постояльцы удостоили новых гостей пристальными взглядами, но этим и обошлись.

Хозяин выступил из полумрака, с достоинством поклонился.

— Тепла вам и света, путники.

— Тепла тебе и света, уважаемый, — вполне искренне улыбнулся мужчине Джей, — нам бы комнату и стол на двоих.

— Устроить можно. «Баран» с тобой?

— Со мной. И, по секрету на ушко, неплохо разумеет по-нашему.

— Ну, коли так...— хозяин наклонился ближе и полушепотом упредил, — тут на днях компания браков ошивалась. Так ты бы передал дружку, чтобы осторожничал.

Зимой, да к Новому, рога в большой цене. А у него они видные.

Джей поблагодарил за предупреждение и комплимент, оплатил заказанное — деньги вручил старательно молчащий Илунга — и направился по узкой лестнице наверх, с твердым намерением выспаться вплоть до Нового.

— Ты как знаешь, а я дрыхнуть. Кровать справа — чур, моя.

— Мне не нужна кровать, — Илунга стоял у окна, закрытого толстым стеклом и морозным узором.

— Что, ложиться вовсе не собираешься? Зря, очень рекомендую — до Гребня путь трудный.

Орн не ответил, да Джей и не ждал-жаждал диалога — стянул сапоги, бросил на стул плащ с курткой и с удовольствием растянулся под одеялом. Сонно предупредил:

— Уходить будешь — не буди.

— Буду. Не буду, — задумчиво согласился Илунга, все так же смотря в окно.

В маленькой, образованной теплом пальцев проталине было видно, как жадно обнюхивает снег во дворе высокий черный пес.

***

Люди с их двойным (тройным, пятерным) дном и вечной многозначностью в словах.

Илунга просто не мог разбирать тонкости речевых оборотов.

Сам он старался изъясняться на чужом языке максимально кратко и просто, избегая ненавистных двояких толкований. Быструю речь до сих пор понимал плохо, особенно если люди вдруг начинали петь, шутить или играть... То есть — заигрывать друг с другом.

Но если они считали, что орн-чужак не разумеет ни слова, это оказывалось даже на руку: позволяло безнаказанно подслушивать, с самым равнодушным выражением лица.