Бабушка и Вера

Мать спала рядом на раскладушке, но отсюда была видна совсем смутно, только потому, что Верочка близко.

Филипповна осмотрела себя, проверила, не отвалится ли по дороге рука или нога.

— Красавица, — пробурчала старуха и стряхнула пару личинок с живота. Платье, в котором ее похоронили, прогнило, и из под него торчали кости и ошметки гнилой плоти.

Филипповна выпрямилась, вперила свой светящийся глаз в темноту и пошла.

Она знала, куда идти.

В подъезде старой пятиэтажки на площадке спал котенок. Усталый, голодный и потерянный.

Вечером он уже почти обрел хозяйку в лице девочки лет пяти, но мать строго одернула ее и увела.

— Мы идем ночевать к моей подруге, — сказала она, — вот только кота там не хватает!

И повела прочь, не обращая внимания на аргументы девочки. Котенок проводил их взглядом, немного помяукал в пустоту, в надежде хотя бы на обрывок колбасной шкурки, чуть не получил пинка от проходящего мимо мужика и спрятался.

Спать было неуютно, на голодный желудок всегда спится плохо. Но Это он заметил бы, даже если бы наелся от пуза.

Тропами, что видны только призракам и кошкам к дому шагала мертвая старуха. И шла она прямиком к той девочке, что чуть не стала хозяйкой котенка.

Он вскочил, выгнул спину и зашипел. Выглядел он при этом скорее жалко и смешно, чем грозно, и все же старуха остановилась.

— Чего шипишь? — сказала она. — Чего не в свое дело лезешь?

Котенок поднял лапку и выпустил коготки.

— Ладно, ладно, — мертвый огонь в глазу старухи приугас, и стало видно, что там пустая глазница.

— Но я все равно должна разобраться!

Котенок фыркнул. Старуха поджала остатки губ.

— Тебе-то все равно, а меня внучка позвала. Горе у нее какое-то. Это ты понять можешь?

Котенок вопросительно мяукнул. Старуха махнула рукой.

— Может, ты и прав. Не гоже мне в таком виде к внучке идти. Но и понять надо. Не могу же и я ее бросить!

Котенок снова мяукнул, коротко и тихо. Он немного успокоился, шерсть на спинке улеглась, но хвост по-прежнему торчал вверх как боевой флаг.

— У подруги, говоришь, ночуют? А почему? Чем ей сына моего дом не улыбнулся? — удивилась старуха.

Теперь, когда она разговорилась, в голосе утихли потусторонние завывания, и он стал почти нормальный. Только слышен был не ушами, а чем-то глубже, отчего по коже бежали мурашки.

Впрочем, кроме мертвой старухи и котенка на площадке никого не было, и потому — никаких мурашек.

Котенок встряхнулся. Мяукнул, сделал по площадке небольшой круг, потом уставился на стену. Старуха подумала, кивнула.