Сын льва

Разумеется, Морель навёл справки о его судьбе; отец был жив и здоров, он отбывал длительный срок наказания за двойное убийство в центральной тюрьме Салон-де-Прованса. Гильотина в те дни ещё доживала век на государственной службе, но была уже стара и ленива, и зубы еёс каждым годом всё реже впивались в шеи жертв. Оттого и молодого Мореля, без лишних проволочек осуждённого по общеуголовному праву за двойное квалифицированное убийство, приговорили к пожизненному заключению в той же самойтюрьме. Морис, в одночасье оставшийся без жены и сыновей, едва не потерял рассудок, но крепкое физическое и психическое здоровье позволило ему как-то выстоять среди невзгод.

С того дня и по сию пору все душевные и физические силы Мориса Миньо, который и сам предпочитал называть себя «папашей Леоном», сосредоточились на одном-единственном объекте, связывавшем его сознание с окружающим миром, — на стареньком турбовинтовом самолёте «Норд-262», с бульканьем принимавшем в себя сейчас гектолитры авиационного топлива на заправочной площадке. Морис Миньо навсегда покидал Францию вместе с крылатой машиной, намереваясь как можно дольше не расставаться с этим последним осколком своей живой любви в окружающем океане бессмысленных страданий. Когда нас везли из терминала к самолёту по перрону барселонского аэропорта, я заметил, каким нежным взглядом «папаша Леон» смотрит на свой воздушный корабль; не всякий отец так смотрит на сына, отправляющегося в трудный и опасный путь. О, если бы я мог сказать, какой бедой чреват был тот рейс и для самолёта, и для его бессменного водителя! Контейнер, лежащий в чреве лайнера мёртвым грузом, занимал в тот час большую часть моих мыслей, моего воображения. Что будет, если машина потерпит аварию или даже катастрофу где-нибудь над густонаселённым районом Европы или Северной Африки?! Даже мне, со всеми моими возможностями и помощниками, понадобится не менее нескольких дней, чтобы устранить беду. А ведь каждая секунда этой беды будет чревата безвозвратной гибелью для миллионов!

С этими тревожащими мыслями я подлетал к следующей остановке на нашем пути, аэропорту Гибралтара.

Этот аэропорт — один из самых странных в мире; в тот момент это была всего лишь оставшаяся с войны взлётно-посадочная полоса для британских самолётов, но работы по её удлинению и расширению в оба конца привели к тому, что теперь полоса пересекала одно из самых напряжённых городских шоссе, разделённое с линией взлёта самыми обычными светофорами.