За гранью

Не тот старик, спасший с улиц Пусана, а существо, которое будет оценивать ее, как хорошую вазу, которую можно поставить на самое видное место, чтобы смахивать с нее пыль и любоваться каждый день, чтобы в один день полностью ее изменить, деформировать или все-таки разбить.

В воспоминаниях свежи крики, треск ломающихся костей, будто сухих веток, лопающиеся перевязи мышц. То, как отчаявшиеся люди умоляли ее старшую избавить их от злого духа, но она уже ничего не могла с этим сделать, лишь отмаливала их души, закрывшись в комнатке перед именными табличками. Ей было пять, когда она впервые увидела, как умирает человеческое тело, наполненное духом. И она никогда этого не забудет. Но что тогда будет с ней, когда пять лет истекут? Он сможет ее убить. И тогда все было напрасно: побег с острова, побег из Пусана. Жизнь Хвангбо Джуна станет бессмысленной, ведь последние семь лет он то и делал, что менял города и работу из-за нее. Чтобы ее не нашли.

— Это будет хороший контракт, — шепчет он, выволакивая из тайных мест подсознания. Его пальцы скользят по плечу, спадают с ткани пижамной футболки, касаются теплой кожи, заставляя ее вздрогнуть. Когда он достигает ее ладони, то крепко хватается за нее и подносит к своему лицу. — Самая честная из совершенных мной когда-либо.

— Мне нужно знать, кто ты, — хрипит она, рассматривая его преображающееся лицо, которое молодеет на глазах. Он становится похожим на того Хвангбо Джуна с фотографий в альбоме, на которые она любила глазеть в одинокие вечера под шум радиоприемника. — И тогда будет контракт.

— Хвангбо Джун, — Он приникает зубами к ее ладони, прокусывает кожу в районе большого пальца. Первая капля крови, выступившая на поверхности, срывается вниз и разбивается об пол. Вторая капля оказывается на его языке.

— Я сказала, что мне нужно знать, кто ты. Настоящий, — повторяет она с нажимом, ощущая пульсирующую боль в области укуса. Поджимает губы, когда существо поднимает на нее взгляд и смотрит исподлобья. На мгновение ей кажется, что она замечает, как маленькие точки зрачков растягиваются в вертикальные иглы, а белки глаз заволакивает желтая дымка. — Такое условие.

— Кумихо из Согвипхо, — медленно выговаривает он и выпрямляется. Глаза и правда пожелтели, а зрачки — вытянулись. Кожа обтянула череп: заострились линии скул, чуть выпрямился нос, пропала привычная глазу горбинка, полученная из-за неправильно сросшейся перегородки. На бледных губах алела кровь, а затем ее не осталось — острый кончик языка мелькнул и слизал.