Шагнуть за край

— Как же так? — упрямо повторил Ингар.

— Она ушла слишком далеко. Тело исцелено, но душа не хочет возвращаться... Нужно было звать меня вчера.

Умеет хозяин быть жестоким. Но, может, оно к лучшему?

Хильда завыла в голос. Еще бы, дочка единственная, любимая.

— Она едет в салазках по белой дороге и все ближе и ближе край,.. — отрешённо выговорил Ингар строчку из прощания с покойником.

— Прости, я не могу, — учитель тронул его за рукав.

Если бы кто-то сумел шагнуть за край и вернуть уходящую душу.

Мешочек с ядом лежал на краю стола, рядом с кружкой отвара, который не пригодился.

Нельзя так. Не должно так все закончиться! Должен же кто-то попытаться.

И я, не соображая, что и для чего делаю, сыпанул в рот полгорсти горького порошка. Из чего там крысиный яд делают? Из семян чилибухи, кажись?

Отрава, запитая здоровым глоткам горячего настоя, подействовала мгновенно. Сперва яркими красками вспыхнул окружающий мир — цвета, запахи, звуки обрушились водопадом. Краем глаза я разглядел всплеснувшего ладонями учителя, а потом пронзившая спину чудовищная боль погасила сознание.

Дорога взаправду была белой. А впереди был край. Я не видел его, но марево и дрожание морозного воздуха, перечеркнувшее поле, разделяли мир на тот и этот. Наш и иной.

А впереди скользили легкие салазки, запряженные лохматой белой собакой. В санках сидела ингарова дочка, я сразу ее узнал.

Ну, уж врёшь — не уйдёшь! Достану.

Сказать легко, а вот сделать... Ноги будто тряпками кто набил. Поднять, перенести вперед, поставить. Следующая. Интересно, души потеют с натуги? Запретная черта, так притягивавшая девочку, меня отталкивала, не позволяла приблизиться. Видно, не вышел срок.

А, может, это учитель держит меня там, наверху? Лекарь то он замечательный — мёртвого поднимет.

Шаг за шагом. Будто в вязком киселе.

А все-таки я догнал ее.

Собака-проводник оскалилась, показала острые клыки. Извини, сегодня ты поработала впустую. Или нет? Неведомый вихрь рванул меня вверх, прочь от снежного покрова. Может, я все напрасно отчебучил?

Я едва-едва успел вцепиться кончиками пальцев в полу то ли савана, то ли ночной рубахи, а потом — боль...

Ломило спину, скручивало в тугие узлы желудок, саднило обожженное горло. Никогда бы не подумал, что буду этому радоваться. Еще бы! Раз болит, значит, не умер.

— Будет жить, — подтверждением прилетел голос мэтра.

— Кваса, пива? — это кожемяка.

— Воды холодной.

Звуки тяжелых глотков.

— А знаешь, Ингар, он ее вытянул.