Я всего лишь палач

Я всего лишь палач

Кир Фадеев

Я всего лишь палач

Я встречал многих людей.

Тысячи. Сотни тысяч.

Я хорошо помню каждого из них. Их лица навсегда отпечатались в моей памяти. Веселые и грустные. Счастливые и испуганные. Я видел и слезы радости, и слезы мольбы. Слышал молитвы на всех языках мира, — даже на тех, что давно утрачены.

Я несу этот груз целую вечность. День за днем я пополняю свою страшную коллекцию, которая уже столь велика, что дает мне право выбирать. Поэтому я знаю, к кому приду в следующий раз.

Нет, я не убийца. Я лишь благородный слуга смерти, что открывает ей двери и указывает путь.

Я слышал ее ледяную поступь бесчисленное множество раз. И столько же раз видел, как жизнь покорно пятится, унося с собой тепло и свет, оставляя человека наедине с бездной.

Всегда восхищался отвагой и мужеством, с которыми мои избранники встречают дыхание вечности. Эта храбрость смотреть ужасу в глаза до сих пор не перестает меня удивлять. Уж я-то знаю: далеко не каждый способен остаться собой, покидая мир живых.

Но он был тем самым исключением.

Я давно приметил его силуэт на своем пути. И знал, что однажды приду за ним.

***

В его доме почти не осталось вещей.

Он и раньше с прохладой относился к благам цивилизации. Покупал только самое необходимое, жил скромно и легко расставался с деньгами. Он презирал любую валюту, за бесценок отдавал свои полотна, считая, что искусство не предмет для торга. Его не раз называли гением, но он таковым себя не признавал. Рисовал мало, предпочитая проводить время с женой и сыном.

Однако последние несколько лет изменили его. В одночасье потеряв семью, он замкнулся в себе и с головой погрузился в творчество. Он продал все, что имело хоть какую-то цену, а на оставшиеся деньги купил краску и набор кистей. С ними я и застал его глубокой ночью.

Комнату заливал лунный свет. В открытое настежь окно дышал ветер. Прохладный поток скользил по стенам, едва касаясь полотен. Краска на них блестела, словно капли росы. Ни фигурных рамок, ни изящных мольбертов с подсветкой, — лишь обнаженные холсты, висящие поверх выцветших обоев. Наверное, так начинают свой путь все великие произведения искусства.

Мастер шумно вздохнул из темного угла. Я с трудом смог отвести взор от чарующей красоты его работ, чтобы посмотреть на него.

Он лежал на потертом матрасе, хватая влажный сумрак бледными губами. Его обрамленные морщинами глаза мерцали, как два синих колодца. Перепачканные краской пальцы сжимали пару тонких кистей.