Размышления землекопа

А кроме того, после того, как им уступили в их просьбе увеличить им норму бумаги, их обязали на каждого подопечного землекопа завести по отдельному листу.

В конце концов, так получилось, что они прибавили себе работы, всего лишь, потому как бумаги стало снова не хватать.

И тем не менее, в коллективе Помощников без конца появлялись такие завзятые щёголи, которые совершенно чистые, ещё не использованные листы специально мяли, долго и старательно, перед тем, как использовать их для санитарно-гигиенических процедур.

Разумеется, всем остальным это было обидно. Особенно тем, кому её не хватало на самое необходимое.

Однажды одним из помощников землекопов была, явно в запале, высказана мысль, которая содержала в себе непозволительное сравнение в использовании чистой бумаги каким-то франтящимся помощником землекопа и самим Попечителем. В том смысле, что: то, что позволено одному (имелся в виду Попечитель), не может быть позволено многим, какими крутыми себя они ни мнили бы при этом. Ну и естественно, и запальчивым помощником землекопов, и франтящимися помощниками заинтересовался Отряд Порядка. И через какое-то время, тех и этого мирно изъяли и куда-то перевели.

Ну, и правильно, я так считаю, как это можно, да и смысл какой в том, допускать сравненья такие? Ведь Попечитель, и это вам скажет любой, - наш Старший Брат и Соратник, - чист изначально, как свет. Если пред ним и возникнет потребность использовать что-то для поддержки своей чистоты, то кто может доподлинно знать, что именно он, Попечитель, себе позволяет при этом? А если тебе неизвестно доподлинно что-то, то просто преступно даже и думать о том! А тем более сравнивать вслух.

И всё же, когда прошёл слух, что каких-то двоих ли, троих, пятерых ли, куда-то перевели. Я и боялся, и верил, и робко надеялся, что это случилось - может быть с ним, а быть может не с ним (я имею в виду помощника Старшего), потому как мой Старший мог бы вполне оказаться одним из наказанных. И, как пострадавший за дело, и как пострадавший за слово. Я давно прозревал в нём склонности к риску. А ведь именно он, он один уже многие годы был единственной нитью связавшей меня с прочим миром. И я склонен был думать - лишь она, эта тонкая нить, так надёжно смиряла меня. И каким же глубоким было моё удивление..