Таверна «У Гермафродита»

— Скажи, неужели стоило громоздить горы злодейств и проливать моря крови, годами искать эликсир, тратить на него кучи золота, казнить учёных, не добившихся результата?! И всё ради того, чтобы оказаться тут и лакать это непотребное пойло!

Китаец в расшитых драконами жёлтых шёлковых одеждах резво вскочил с места, и стало видно, что он куда плюгавее поэта. Маленькое лицо было перекошено гневом, чёрные щелки глаз метали молнии, а жидкая бородёнка мелко тряслась.

— Ты — сын шелудивого шакала и развратной черепахи! — он в свою очередь уставил на поэта корявый палец с длиннейшим ногтем, убранным в золотой футляр. — Невежда, возомнивший себя учёным. Я — твой почтенный предок, обустроивший Поднебесную, чтобы непросвещённые варвары, вроде тебя, могли наслаждаться небесным покоем! На колени, ничтожный, и поклоняйся первому императору!

— Нет тут никаких императоров, одни дураки! — возопил Ли Бо, и в его руках блеснул неуловимым движением обнажённый меч.

Ходили слухи, что на Земле он был задирой и отменным фехтовальщиком, так что публика приготовилась к интересному зрелищу. Надо сказать, что этот трактир — место странное и чудесное, даже если учесть, где оно располагается. На первый взгляд он казался совсем небольшим, но на самом деле мог вместить в себя всё многотысячное население Пэнлая — причём помещение всё равно будет казаться полупустым. И сейчас здесь было немало людей. Я видел лениво перебрасывающихся словами Парацельса и Гебера аль-Софи. А вот Раймонд Луллий в компании каких-то индийских брахманов, напротив, внимательно следил за развитием конфликта. С ехидной улыбочкой поглядывал на потасовку и сидевший в одиночестве монах с опалённым лицом — Бертольд Шварц.

Цинь Шихуан тоже обнажил меч — покороче и не такой сверкающий, как у поэта — и сделал в его сторону яростный выпад. Однако Ли Бо изящно увернулся и так сильно врезал императору в лоб эфесом, что несчастный монарх мешком рухнул на пол. Но тут не выдержали его собеседники, которым явно тоже не терпелось размяться.

— Оскорбление величия! — заревел Рудольф, обнажая длинную шпагу. — Ты за это заплатишь, подлый предатель.

— Пёсья кровь! — подхватил польский король и вместе с германским коллегой насел на скандального писаку. К ним присоединился и очухавшийся Цинь Шихуан. Поэт резво отскочил, перехватил меч иньским хватом, во вторую руку взял ножны и искренне рассмеялся.

— Бой! Бой! — с детской радостью закричал он, атакуя коронованных противников.