Тайник богла

Первой заболела мать, следом за ней слегла тётка. Стефан метался между двумя больными женщинами и винил в их недуге себя: это он настоял на злополучном чаепитии под дождём (интересно, каким на вкус становится чай, когда в горячую чашку падают капли дождя!), а они, преисполненные любовью к нему, не отказали. Вина и злость слипались в единый комок горечи и сожалений: он, скакавший под дождём Стефан, не простудился, а мать и тётка, укрывавшиеся под зонтом, залихорадили. Но они поправятся, обязательно поправятся, так утверждал доктор.

Смерть матери Стефан переживал в объятьях тётки. Она то отталкивала его, чтобы не заразить, то прижимала к груди, рыдая о печальной судьбе сестры. Стефана она жалела не меньше: он утыкался носом в её толстую шею и плакал, но не считал себя сиротой, коим его называла тётка. Стефан недоумевал: у сироты совсем никого нет — ни одной живой души, которую бы он любил, и, которая бы любила его. А у Стефана есть тётка. Которая обязательно выздоровеет. Доктор не может ошибиться дважды.

Через полгода Стефан вернулся в Лондон. В «паучий город» его привёз управляющий.

Директор приюта встретил их, как старых друзей. Он тряс руку управляющего, выражая соболезнование Стефану, хотя даже не взглянул на него и тараторил так, что Стефан не разобрал ни единого слова. В ответ Стефан кивнул: в сочувствии, пропитанном безразличием, он не нуждался.

Управляющий передал директору письмо от тётки. В нём она просила позаботиться о Стефане, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы вступить в права наследника имения в Уэльсе. О деньгах велела не беспокоиться.

Глаза директора скользили по пляшущим строчкам, которые тётка успела дописать прежде, чем впала в бред. Он перечитал письмо несколько раз, задерживаясь на абзаце об обещанной плате. После пожал руку управляющего и поклялся относиться к Стефану как к родному сыну. Но клятву директор нарушил, едва управляющий покинул приют: отношение к Стефану было точь-в-точь как к другим обездоленным мальчикам.

Под карканье взъерошенного ворона Стефан косился по сторонам. Ему чудилось, будто бесформенные тени, ползающие по мокрым стенам, заманивали его к себе за угол. Они тянули к нему длинные (паучьи!) пальцы, скребли невидимыми когтями кирпичи и, раздуваясь, сливались друг с другом. Огромные круглые головы с висящими свиными ушами соединялись, образуя шар.