Мизерикорд

— Передайте, барышня, на талончик.

Татьяна приняла горсть чужих медяков, но тут трамвай, как назло, дернулся, копейки подпрыгнули в ладони, раскатились по полу. Поднимать было бессмысленно: деревянная решетка пола, толпа...

— Дура, уродина пьяная!

Татьяна сжалась, отворачивая лицо к окну. Кому нужны ее идиотские извинения.

— Па-апрашу, граждане! А вы, барышня, билетик!

Татьяна одурело закопошилась в сумочке. Деревянные от холода пальцы лихорадочно рылись в потертых шелковых недрах, а потом странным образом вынырнули наружу.

Ну вот, сумку порезали...

— У меня кошелек украли, — сказала Татьяна. Стиснула зубы, чтобы не заорать от чужих жалостливых вздохов.

— Тогда па-апрошу!.. А то штраф!

Вышел безобразный скандал. Ругались вяло, без злости, чтобы вернее проснуться, но легче от этого почему-то не было. Потом толпа согласно раздалась, с шипением и лязгом открылись трамвайные двери, и Татьяна выпала на стеклянную от мороза улицу. До поворота на Обводной Канал было еще три остановки. Трамвай, звеня, покатился дальше по скользким рельсам.

— Вы сумочку потеряли.

Татьяна отняла от лица носовой платок. Как ни тщилась сдержаться от слез — а вот они, нате, текут, превращая в грязь и позорище с таким старанием накрашенные ресницы. Сумочку протягивал давешний попутчик. В трамвайной толчее Татьяна как-то не обратила на него внимания. Так, отметила как достойный охоты экземпляр. Отметила — и тут же себя окоротила: она теперь девушка приличная, у нее Мишка, хоть и балбес, а все ж почти семья.

.. потом подумала, что семье этой пришел конец, о чем официальным письмом военная комиссия честно известила. И тут же захотелось зареветь... она отвернулась, сжав кулаки в варежках так, что ногти впились в ладони. Зря старалась, дурочка.

— Спасибо, — сказала скучным голосом, принимая трупик сумки. Из прорехи высыпалось несколько медяков, утонуло в сугробе. — Через нее теперь вермишель хорошо отбрасывать, правда?

— Правда. — Бывший попутчик, похоже, решил быть вежливым. Разрезанная сумка — замечательный повод для знакомства, тупо подумалось Татьяне.

Хотя такие, как этот, с женщинами в трамваях не знакомятся.

— Какие — такие?

— Ой, — Татьяна смущенно зажала варежкой рот.

Попутчик был ростом высок и в себе уверен, и офицерская шинель со споротыми погонами такому образу немало способствовала, гасила легкую неправильность лица, с которого нагло улыбались Татьяне синие глаза. Короткий светлый ежик волос, виски седые... генерал Хлудов в изгнании.