Ритуал

- К Коловрату нам надо, - медленно изрек кто-то из толпы.

- Да помер твой Коловрат еще три седмицы назад, - ответила ему с толпы голосистая женщина.

- Заткнись, глупая баба.

- Да уж не глупее тебя, - огрызнулась она. – У меня племянник из Рязани. Аспиды, как Рязань сожгли, на нас двинулись, а Коловрат твой за ними погнался. Так где-то недалеко от нас его и убили, а Батый тело его дружинникам отдал и отпустил их с миром. Дань уважения отдал, проклятый.

Как в тумане слушая рассказ незнакомой женщины, Мирослава медленно встала и побрела к дому.

Там было не прибрано и холодно. Печь потушили, и дом успел остыть. Весь вечер и часть ночи она безутешно прорыдала. А утром наступил ад.

Проснулась она от топота нескольких сотен копыт и незнакомой речи. Быстро сообразив, что происходит, Мира подобрала юбки и осторожно двинулась из дома, надеясь сбежать через задний ход. Татарин стоял у ворот. Одет он был в расшитый меховой тулуп и добротную шапку, на поясе висели ножны с изогнутым мечом.

Она сглотнула и затаилась у дверей.

Конник что-то крикнул на татарском и в крышу дома полетело несколько факелов. Солома сразу занялась, и потянуло дымом. Мирослава зажала нос и рот рукой и начала молиться. Мимо ворот промчалось четверо всадников, а татарин у входа уже собирался уходить, как вдруг он ее заметил.

Лихо подскочив, он схватил ее за волосы и выволок на улицу. Бормоча что-то на своем языке, он принялся беспардонно ощупывать ее в разных местах и временами удовлетворенно качал головой.

Мира просто обезумела от ужаса и заметалась у него в руках, как загнанный зверь. Татарин рассмеялся и потащил ее к конюшне, до которой огонь еще не добрался. Мирослава зарычала и, что было силы, вцепилась зубами в его оголившееся запястье. Во все стороны брызнула кровь, татарин яростно заругался и больно ударил девушку кулаком по ребрам. Затащив ее в конюшню, он завязал укус платком и принялся за тесемки штанов. Мира взвыла и заметалась по сторонам, чем вызвала в воине бурю восторга.

Прижавшись спиной к стене конюшни, Мирослава впервые взглянула своему врагу в глаза. Он был совсем молод, и происходящее было для него игрой, в которой правила придумывает он. Она ощутила внутри невыносимую тоску и отчаяние, и в то же время чувство неотвратимости происходящего.

А потом пришла злость и непримиримое желание сопротивляться. Внезапно на нее накатил страшный жар, затем тело бросило в озноб, по рукам пробежался рой мурашек.