Возрождение Орсона

Отец покачивался и переводил осоловелый взгляд с меня на брата, не в силах разобраться, кто из нас пострадавший.

– Психопат, – процедила мать, когда я прошел мимо нее к дому. Она бросилась к барахтающемуся в канаве Маттео.

Отец стоял в дверях и даже не думал посторониться, словно неразумная скотина. Я протиснулся между его выпирающим животом и косяком, вслед донеслось невнятное бурчание.

Меня одолел дикий голод – сегодня я разогнал метаболизм нового тела до рекордного для него состояния, и теперь оно требовало возмещения.

Умывшись и одевшись, я пришел на кухню, чтобы сгрести себе на поднос все, что найду: чечевичную похлебку, хлеб, сыр, колбасы, оливки, печеный артишок, персики, тушеную телятину, куриную грудку, кусок сливового пирога с тяжелой сочной начинкой… Грядет пир, достойный лорда!

На кухне уже собралось все семейство. Мать крутилась вокруг Маттео, ее громкие причитания смешивались с тихой руганью в мой адрес. Когда она обрабатывала ссадины, брат дергался, шипел и огрызался, она же в ответ сюсюкала и гладила его по голове – вот-вот начнет кормить грудью! Я с омерзением отвернулся.

Отец тоненько хихикал и отпускал комментарии насчет никчемности и слабости старшего брата. Маттео бесился, мать покрикивала на отца, но тот в пьяном тумане совсем ее не слышал.

В столовых приборах я не нашел приличного ножа. Тот, что лежал рядом с ложками и вилками, был коротким, с закругленным острием – даже в руки брать противно. На стене висел набор острых ножей разных размеров. Я выбрал самый большой, не уступающий длиной охотничьему кинжалу.

Вот только рукоятка не внушала доверия, да и клинок был тонковат.

Сжав нож в кулаке, я покрутил головой, выискивая, что бы прихватить еще. Присутствующие странно на меня посмотрели и как-то притихли. Я подошел к ним. Резким тычковым ударом я нанизал на нож апельсин и добавил его на свой поднос. Затем взял пузатую плетеную бутылку с вином, что стояла перед отцом. Никто не сказал ни слова, и я унес поднос с яствами в свою комнату.

Молодое тело все воспринимало так ярко! Хрустящие лепестки артишока таяли во рту, от их тонкого вкуса я едва не прослезился.

Залитая медом чечевичная похлебка вмиг исчезла и напоминала о себе горячим сладким теплом в животе. Вино оказалось неплохим, но слишком крепким, отчего недостаточно освежало. Я разбавил его водой, словно аскет, и тут же набросился на мясо, словно варвар. Телятина была хороша сама по себе, а кусочки курицы я предварительно топил в соусе из оливкового масла, уксуса и специй.