Дикша

От неё у Адриана теплело на сердце и горячели ладони без всяких варежек.

— И тут ты прав, друг мой. Но это всё равно не повод меня игнорировать, знаешь ли!

— Прости.

— Задумался о чём-то конкретном?

Она протянула руку и залезла ледяной ладошкой к Адриану в карман пальто. Там нашла руку Агреста и переплела их пальцы.

Адриан ощутил, как по позвоночнику у него прошлись мурашки от этого жеста. Такое вроде бы невинное прикосновение ощущалось слишком интимно.

Хотя всего-то простое рукопожатие… ну, почти.

Пальцепожатие. Пальцеобъятие. Пальцезанятиелюбовью.

— Про память.

— А.

Маринетт в одно мгновение помрачнела. Выпрямив ноги, — и только чудом продолжая при этом удерживаться на лавочке в более или менее сидячем положении, — она пожевала нижнюю губу.

— Узнать что-то хочешь или ничего конкретного?

— Как обычно, — пожал плечами Адриан.

Маринетт кивнула.

Он помнил свой первый учебный день и фразу учительницы, миз Менделеевой: «Дети, это Адриан.

Вы его знаете, он вас нет — мальчик потерял память. Знакомьтесь заново и будьте терпеливы к своему другу».

После этих слов — удивление, непонимание, растерянность от одноклассников. Только четыре человека из класса знали о «проблеме» Агреста: Хлоя Буржуа, Нино Ляиф, Алья Сезер, ну и… да, Маринетт Дюпэн-Чен.

Адриан помнил её взгляд после слов миз Менделеевой. Голубые глаза были словно стеклянными, ни одной эмоции.

Потом Алья пихнула сидящую рядом Маринетт в бок, и девушка «завелась». Даже, помнится, приветливо помахала ему, благожелательно улыбаясь — очень натурально, на самом деле, но Адриан этой улыбке отчего-то не поверил ни на каплю.

Он до сих пор не мог бы сказать, почему именно. Но потом, по мере их общения, у Маринетт было множество улыбок, совершенно аналогичных той, первой — и им он верил без труда.

Своим одноклассникам Адриан, кстати говоря, сказал всего одно: пожалуйста, не напоминайте мне о прошлом.

Давайте начнём всё сначала!

Так ему психолог посоветовал сделать, если что. А потом и отец заметил, что это хорошая идея. Ну а Адриан просто… послушался, да. И придерживался этой линии до сих пор, хотя иногда безумно хотелось задать хоть какие-то вопросы; психолог этого не рекомендовал так же.

Но у себя в голове он мог спрашивать без остановки.