Письма с того берега

Поэтому молчала, не рискуя задать вопрос, который меня действительно волновал. Впрочем, после минутного размышления я решила, что конечную цель путешествия вскоре увижу и так.

Внезапно лодка остановилась, миновав большую часть пути. Харон поднял руку, намереваясь откинуть капюшон. Я зажмурилась, боясь увидеть то, что было страшно даже вообразить.

— Плати… — голос, казалось, звучал со всех сторон.

Я осмелилась посмотреть на него. Глаза его, того редчайшего кобальтового оттенка, каким бывает июльское небо перед самой грозой, смотрели взыскательно.

Черты лица не поддавались определению, они словно не имели формы и текли, постоянно изменяясь. Мой вопрос ухнул в тишину стремительно, как кирпич с балкона высотки на крышу новой иномарки ненавистного соседа: — Чем? Чем платить?

После недолгой паузы он пророкотал:

— Самым дорогим, что у тебя осталось. Воспоминаниями.

Проезд был честно оплачен мною. До сих пор не знаю, что именно он выбрал в качестве оплаты — осталось только щемящее чувство ничем невосполнимой утраты.

Что ни говори, а отдавать часть себя всегда нелегко. Особенно лучшую часть себя.

Вероятно, мои воспоминания пришлись ему по вкусу, поскольку, когда лодка причалила к берегу, Харон достал из кармана поношенного плаща сложенный вчетверо, некогда белый лист бумаги.

— Вот… возьми. Считай, что сдача, — и неожиданно легко усмехнулся. Эти обиходные слова и в особенности улыбка поразили меня едва ли не больше всего остального.

Когда я писала тебе самое первое письмо, у меня не было никакой уверенности, что я поняла Харона правильно.

Руки сами собой сложили письмо в «самолётик» — в моём положении это был, пожалуй, единственный вариант отправки. Развенчав недавние опасения, слегка перекошенный от моего неумелого усердия ками хикоки бойко взмыл в воздух и полетел вдоль берега на небольшой высоте. Я смотрела ему вслед до тех пор, пока он не слился с туманом.

Вскоре я обнаружила в книге ещё один чистый, вчетверо сложенный лист. Так и начались мои эпистолы. С этого момента мои почтовые «птицы» исправно улетают в никуда, но очень надеюсь, что к тебе.

Надо ли говорить, любимый, как я жду ответа…

Река

Сегодня меня разбудил прибой. Одна за другой, в только им известном ритме, волны неспешно накатывались на галечный берег, пересыпали каменистую мелочь в ласковых ладонях, полотно прозрачной воды шло мелкой солнечной искрой, и августовское утро обещало так много…

Я долго лежала в полумраке гостиной, свернувшись калачиком.