Письма с того берега

Если не брать в расчёт предстоящую вечность, обосновалась я очень даже неплохо. Но предсказуемость нынешнего существования начинает угнетать: даже переход не изменил во мне главного — стремления к поиску новых впечатлений. Хотя… в том ограниченном поле образов, где я нахожусь сейчас, нашёлся-таки единственный объект, способный изменяться.

Не знаю, какой была бы моя жизнь здесь, если бы не книга. Одна-единственная, но стоящая сотни библиотек. В той жизни я открыла для себя магию печатного листа в шесть с половиной лет, и с тех пор не было ни одной значимой причины, которая могла бы заставить меня не читать более суток.

В детстве это было похоже на запои — новая книга вызывала во мне трепет вожделения, сравнимый с жаждой алкоголика. Стоило мне открыть первую страницу, ощутить этот ни с чем не сравнимый запах книжки, которую никто до тебя не читал, — и близкие теряли меня на длительное время. Буквоежка, книжный червь, мечтательница, готовая навеки потеряться в чужих придуманных мирах…

Ладно. Слушай про книгу.

Я обнаружила её, когда осваивала дом. Нашла на чердаке — там было сухо и темно, но слегка запущено. Это, пожалуй, единственное место, где обнаружилось маленькое несовершенство дома в виде колоний пылевых клещей. Я бродила там среди пустых коробок, освещала себе дорогу свечкой и чихала с нескрываемым удовольствием — так соскучилась по банальным телесным реакциям. Впрочем, есть ли здесь у меня тело в обычном понимании? Затрудняюсь ответить — в доме нет зеркал, река не возвращает ничьих отражений, но то, что я вижу, по-прежнему выглядит мной.

Руки, волосы, ноги… Моё привычное тело, удобное и уютно разношенное. Но оно не испытывает потребности в еде и вполне способно обходиться без сна.

Прости, сегодня так рассеянна, постоянно отвлекаюсь.

Книга нашлась сама — вывалилась буквально мне под ноги из очередной коробки, стоявшей слегка косо. Я наклонилась за ней и при первом же касании ощутила живое тепло. Отзывчивое. Переплёт цвета слоновой кости был приятен на ощупь — кожа тонкой выделки, кажется, такая называется сафьян (вкусное слово, верно?).

Несмотря на внушающие уважение размеры, она показалась мне совсем лёгкой — правда, вскоре я убедилась, что книга тяжелеет, но об этом чуть позже. Ещё одна заметная странность удивила меня — на обложке не было ни названия, ни имени автора, но книга производила впечатление абсолютно самодостаточной вещи.

Я не спешила открывать её там, на чердаке. Ты же понимаешь, насколько я изголодалась по слову.