Обманщица сердца, цикада

Пришлось сюда тарабанить, - пояснил патрульный и легонько ткнул тело ботинком. Оно отозвалось невнятным бульканьем.

- А домой отвезти? Наш же небось, чужие сюда не ездят.

- Документов нет, говорю же. Да и на улице дед явно не первый год.

Превозмогая тошноту, Аленка склонилась над задержанным. Лет ему не меньше семидесяти. Хотя бродячая жизнь сильно старит. Худой как смерть, густые полуседые брови, нос с горбинкой, родинка на щеке, кольцо на пальце… выглядит золотым, вросло в мясо. Замызганное пальто судя по бирке когда-то было английским, легкие не по сезону ботинки – дорогими, фасонистыми.

Из-под штанин торчали отекшие красно-бурые щиколотки, язвы на них уже начали чернеть по краям. Не наш. По долгу службы Аленка знала в лицо добрую половину жителей города-двадцатипятитысячника, и примерно представляла себе остальных.

Выставить вон, что ли? Ноябрь, минус, ветрище по стеклам бьет. Замерзнет дед… хоть никудышный, а все-таки человек.

- Ладно, грузите его в камеру, пусть проспится, утром пробьем по базе.

Надеюсь, он у нас не помрет.

- Не должон, - повеселел патрульный. – Вот выручила, так выручила.

Для надежности Аленка сама закрыла дверь камеры и вернулась к остывшему чаю. Без аппетита пожевала рассыпчатое свежее курабье, залила по новой заварку, отставила кружку – не хочется. В эфире неспешно переговаривались постовые, телевизор уже ничего не показывал, «Германские войны» Плиния не радовали и дурацкий дамский роман в пестрой обложке вызвал зевоту. Половина третьего, еще полтора часа куковать.

Но хоть в тепле, под крышей, сытой, одетой, с завтраком, который готовит мама, с чистой постелью, книжным шкафом, геранью и кактусом на окошке. А каково жить бездомным?

По долгу службы Аленка не раз сталкивалась с бомжами – одни не сумели устроиться, выйдя из мест заключения, другие спивались и лишались жилья, третьих обманывали жулики или выпихивала из дома родня. Наивная Инна Павловна, педиатр из городской поликлиники помнилась особенно ясно. Тридцать лет возилась с детишками Красногорска, не брала подарков, поднималась ночью к больным, в любую погоду спешила по улицам с кожаным саквояжиком.

Мама о ней рассказывала – хорошая, мол, была тетка. А в девяносто девятом вернулся из Нижнего внук и в два счета оформил на себя бабушкину квартиру. Сперва Инну Павловну жалели, подкармливали, подкидывали деньжишек, пускали пожить – кто на дачу, кто в комнатушку. Потом она начала заговариваться, раздевалась посреди улицы, грозила кому-то сухоньким пальцем.