Божички-кошечки

руками египетских феллахов на турецкие деньги, и когда вы проснулись, оказалось, что свой канал вам придется делить с нами.А потом, в 1882м, вы проснулись еще раз2...

— А вы саботировали его строительство, сколько могли, потому что вас устраивали эти гонки клипперов вокруг мыса Доброй Надежды, а потом просто купили у обанкротившегося Египта его долю. В этом мало чести для Великобритании.

— А видели ли вы, Багатель, что-нибудь хотя бы сравнимое по красоте с «Катти Сарк»?

— Сейчас вы скажете, что вы на ней ходили!

— Было дело, — задумчиво сказал Меркатор.

— Помню, мы тогда попали во вселенскую бурю... «Катти Сарк» продана португальцам, ее переименовали в «Феррейру» и она возит уголь. И, как вы справедливо заметили, для Великобритании в этом мало чести.

На этот раз, вдохновленные экспедицией на Крите, друзья замахнулись на новое совместное предприятие: они собрались побывать в Египте. Точнее, эта сумасбродная идея пришла в голову Багателю, который жаждал принять участие в открытии нового здания Музея древностей, а Меркатор не мог подвергнуть того опасностям одиночного путешествия: он бы никогда не простил себе, если бы с Багателем что-нибудь случилось, а у Меркатора довольно долгое «никогда».

Им, конечно, ничто не мешало по старинке высадиться в Александрии и добраться до столицы поездом, однако и у Меркатора были в этом деле свои интересы: ему хотелось проплыть Суэцким каналом, чтобы воочию увидеть это чудо света, сотворенное инженерным гением современной эпохи. Его совершенно не волновало то, что этот гений — французский. Любознательному взгляду мир может предложить множество чудес.

На пустыню пал вечер, приветливое дыхание сменилось ледяным, Багатель накинул на плечи плед, взял у стюарда бокал «Лафройг»3, понюхал, пригубил, поморщился и вновь вернулся на палубу, где его приятель предавался созерцанию картин величественного заката.

— Думаю, — серьезно сказал Меркатор, — если бы художник осмелился передать эти краски в точности, ему никто бы не поверил. Сказали бы, что небо не бывает лимонным, а дюны — малиновыми.

Красота мира словно стремится искупить творящееся в нем зло.

— Картина, достойная Тернера, не так ли?

Меркатор промолчал, но молчание это выглядело приглашающе, и Багатель рискнул продолжить:

— Мне интересно, с каким чувством вы взираете на живописные картины? Унаследовали ли вы взгляд художника, чьим альтер-это вы являетесь? Грубо говоря, смотрите ли вы теми же глазами? Потому что если это так, ваше мнение... бесценно.