Почему дедушка Ленин будет жить вечно

Почему дедушка Ленин будет жить вечно

Александр Накул

Почему дедушка Ленин будет жить вечно

— Товарищ Сталин,— просипел Ленин,— а вы знакомы с творчеством Джека Лондона? Мне тут Надежда Константиновна читала… кхе-кхе… весьма и весьма достопримечательные рассказики, вы не находите?

Ильич, кряхтя, словно несмазанная шестерёнка, добрался до столика и взял книгу.

— Вот-вот этот. «Любовь к жизни» называется. Там про калифорнийца, буржуазная мораль заставила его искать золото на Аляске и вот он…

Товарищ Сталин почти не слушал.

Только смотрел и прикидывал, сколько ещё осталось.

Ильич умирал, медленно, нехотя, но умирал. Вождь мирового пролетариата превратился в сморщенную куклу из папье-маше, в дряблый комок трясущихся жил и артерий. И серый костюмчик, словно из кукольного театра.

— …снаружи его грыз адский мороз, а изнутри жёг голод,— трясущаяся пригоршня (Ильич уже не мог разжимать пальцы) стукнула по странице,— Наш товарищ Горький тоже, конечно, пишет похожее, но у него не так.

И, представляете, за ним, несмотря ни на что, ползёт волк, старый, дряхлый и такой же ослабший от голода. Так и видишь этих двух умирающих, эти две козявки на безукоризненной снеговой простыне. И вдруг он видит…

Почему-то всплыл ноябрь, чумазый перрон Финского Вокзала и рабочие, громадная толпа рабочих. Воняет мазутом, сажей, порохом. Никто не шумит, не шепчется, не комментирует — вещающий броневик превратился в громадную динамо-машину, речь сковала толпу, как мощный электрический разряд.

Казалось, этот лысенький человечек, крохотный огонёк грядущего революционного пожара, будет гореть ещё лет сто, а то и двести, пока не наступит справедливое общество и он, наконец, не угомонится. Эйфория не могла его исчерпать, она лишь проходила через тощее тельце Вождя, чтобы огненным инеем осесть на толпе, заставляя не рассуждать, не раздумывать, не сомневаться — действовать.

После выстрела Каплан Ильич сильно сдал. Словно лопнуло что-то. Он больше не был человеком-принципом, бестелесным Вождём и Учителем и такое угасание казалось единственным выходом, последними воротами в вечность.

Никто не понимал, что случилось, хотели даже пригласить священника, — Ильич, когда узнал, чуть не треснул от ярости.

Но те, кто знал Вождя до революции, удивились ещё больше.

— …волк уже умирает и человек тоже. И вот человек — он уже ни… кх-кх-кх… ни-чхегхо не чувствует кроме голода…

Вспомнилось Форносово.