Его Хвастячество, Искорка и маг Линн

Эй опешил, но не нашёлся с ответом – первый раз в жизни.

– Разбились по двое и тихо расходимся. Не в том смысле, что буйствуем, а в том смысле, что удаляемся, – Линн собирал разочарованных музочек по залу и подталкивал к дверям.

– Мы, царь всей Литландии, назначаем тебя, Искорка, нашей Музой на целую новогоднюю ночь!

Искорка пожала плечами, улыбнулась. Не совсем тот восторг, что ожидал Эй, но лучше, чем ничего.

Он протянул руку для поцелуя. Девушка с недоумением посмотрела на руку и вложила в неё свою ладошку.

***

Новогодняя ёлка пробивала верхушкой сводчатый потолок зала – Линн вырастил её из фрагмента мозаики в полу, но чуток перебрал с магией. Ёлка бесконтрольно тянулась вверх и вместо шишек сбрасывала живых зайцев, белок и куропаток. Линн нервно передергивал плечами и успокаивал, что это временно.

Эй для острастки хмурился, но, честно говоря, ему было не до ёлки. Пусть хоть дворцовую крышу снесёт.

Он поднял кубок с шампанским – Новый год всё-таки, негоже царю в такой день пиво хлестать.

– Вот послушай, что я написал...

Эй принялся декламировать свою любимую поэму из раннего. Вдохновенно, с выражением, правильными паузами и ударениями.

Искорка слушала внимательно, а, может, думала о своём. Кто её разберёт. Девушка забралась на высокий стул с ногами, смотрела в сторону. На колени запрыгнул заяц, и Искорка рассеянно поглаживала белую шёрстку.

Эй оборвал себя на полуслове, скрипнул зубами. Дожился царь, зайцу завидует! Эйя Искорка так близко не подпускала, и уж тем более по шёрстке не гладила.

А они целую неделю в одном дворце живут! И попробуй Искорке слово скажи! Нет, Эй, конечно, говорил, да что там – осерчал раз и в темницу бросил. Но Искорка оттуда неведомым способом сбежала, вернулась злая и день молчала. А Эйю страсть как хотелось погреться в её тихом золотом свете. Пришлось на колени становиться и прощения просить. Это ему – царю всей Литландии! И перед кем – девчонка без роду и племени. Кто такая, откуда пришла – лучшие шпионы страны ничего не раскопали. Сколько он дыбой, да испанскими сапогами ни грозил – всё зря.

Искорке отвели отдельные покои, но роскошно убранные залы, казалось, тяготили девушку. Она ночевала то на кухне – у печи, то засыпала днём на широких подоконниках, выискивая пятна скупого декабрьского солнца. Могла часами бродить по дворцу – в одиночестве или за руку с Эйем, слушать истории про привидения, рассматривать портреты предков.

За всё это время Эй не написал и строчки. Искал Музу.