Молоко лани

Молоко лани

Софья Соломонова

I

Из окна моей комнаты было видно белые горы. Княжеский дом стоял на небольшом возвышении в центре аула и, глядя в окно, я видела беленые стены и темные крыши саклей. Они спускались вниз к бурной реке в это время года серой, как пасмурное небо. Чем ближе к реке – тем ниже и беднее дома. За рекой стеной поднимался обрывистый известняковый склон горы, в крохотных пещерках которого гнездились птицы. Я видела их – маленькие черные точки, носящиеся туда-сюда на фоне белых гор и синего неба.

На юге, откуда несла свои воды река, на самом горизонте виднелись покрытые снегом пики горного хребта. В ясные дни можно было увидеть, как на ледяных шапках играют солнечные блики. Наша бурная речка текла дальше между покрытыми лесом холмами, петляя и пробивая себя путь сквозь толщу камня, и на северо-западе, там, где уже начиналась бескрайняя равнина, сливалась с большой водой, лениво и размеренно текущей среди богатых полей к далекому морю.

Там на равнине жили другие люди, подчиняющиеся другому князю, а владения моего отца оканчивались через две петли реки, там, куда наши пастухи осенью, когда на горных пастбищах выпадал снег, сгоняли скот.

Но сейчас все наши овцы, коровы и лошади паслись там, на юге, где меж покрытыми изумрудной травой горами журчали ручьи кристально-чистой воды, и в ауле без их шума было относительно тихо.

Впрочем, многочисленные дети, весело играющие в узких петляющих проходах между полностью обнесенными стенами дворов, могли поспорить с овцами и лошадьми за звание самых шумных.

С возвышения мне было отлично видно гурьбу малышей, играющих в прятки чуть поодаль от княжеского дома. Я невольно улыбнулась, наблюдая за их веселым развлечение, но сердце тут же кольнула иголкой зависть. Еще совсем недавно и я была таким ребенком, с попустительства отца беззаботно играющим в пыли аула под неодобрительным взглядом старейшин. Но теперь я уже не могла себе такое позволить. Княжеской дочери положено было быть образцом женской добродетели: скромной, почтительной и остроумной. И уж точно не той, кто в соревновании в верховой езде давал фору молодым уоркам[1].

Я отвернулась от окна, чтобы вид резвящихся детей не беспокоил мою душу, и оглядела комнату. Кровать, столик для умывания да сундук с одеждой – вот и все богатство молодой княжны. Драгоценным в моей комнате было разве что зеркало, доставшееся мне от матери, а ей – от ее матери.