Князь Рязанский

Михаил, как оказалось, был неплохим художником, и нарисовал свою одежду, в которой он ходил в молодости. По этим рисункам я и пошил себе похожую.

С собой у меня были три увесистые холщёвые сумки на длинных ремнях. В одной ноутбук, фонарики, солнечная зарядка, аккумуляторы и лекарства: антибиотики и вакцины. Во второй сумке была картошка и разные семена: кукурузы, арбузов, помидоров, лука. Ну не мог я представить себя, жующего одну репу. Хотя дед Михаил говорил, что огурцы, капуста и свёкла у них на огороде в Телятьево росли.

Ещё у меня была «вертикалка» ИЖ-94 с нижним нарезным стволом под автоматный патрон 5.45, оптика и калиматор к ней и боезапас, сабелька деда Михаила и его же плеть. Как не странно, и то-и то в неплохом состоянии. Последние предметы я брал как пропуск в "иной мир". Не мог боярич появитьься в Москве без оружный.

В третью сумку я положил Хасановское серебро, побрякушки, пистолеты с патронами. В Крузёре оказался автомат АК-74 под тот же патрон, что и мой ИЖ, три больших магазина, и цинк с патронами к нему.

Там же лежало два бронежелета "Росич". Так было написано на внутренней бирке. Что это за желеты, мне было по барабану. Один я забрал с собой. Не очень тяжёлый оказался.

Я весь год гонял вес, но до размера пятнадцатилетнего парня, хоть и набравшего уже стать и вес, всё равно не спустился. Одежда сдавливала меня нещадно, хотя и рассчитывалась на свободную носку.

- Всё, Отче, не могу больше. Прощаемся.

Мы обнялись. Он заглянул мне в глаза.

Перекрестил двуперстно, передал мне флягу и бересту, распаренную над кипящим горшком.

- С Богом. Не посрами имя мое, Мишаня.

Я прочитал заклятие и сделал глоток из фляги.

* * *

Яркое солнце ударило в глаза, а уличный шум и гам в уши. Я сразу присел, под весом в несколько пудов. Пятнадцатилетнее тело, не было готово к таким перегрузкам.

Я стоял на улице перед воротами двора ведуна, отправившего Михаила в «иной мир», с флягой в одной руке и берестой, в другой.

Сумки и оружие были при мне. Одежда сидела справно. Нигде не давила. Я уложил бересту и флягу в мошну. Потом, поставив сумки на землю и сбросив лямки, забарабанил кулаком в ворота.

- Открывай, - закричал я юношеским тенором.

- Кого несёт опять!? – Послышался голос из-за ворот. Ведун был попутно и лекарем, посему, двор имел небедный.

- Сын боярский Михаил. Отворяй, собака.

- Ох, лышенько, - забормотали за забором, и ворота, скрипнув, отворились.