Екатеринодарский излом

Зло огрызающаяся всхрапом пулеметов мельница оставалась далеко, это давало шанс на прорыв.

И стремительная атака удалась бы, когда б не одно «но». Если бы не плоская безымянная высотка с окопавшимся расчетом. Черноморцы, судя по мелькавшим рукавам черных бушлатов и бескозыркам, косили из тупорылого «максима» весело и прицельно.

Потеряв полвзвода убитыми и раненными, добровольцы легли.

Ротный — подполковник Петров — матерился в рукав, витиевато поминая матушку полковника Гершельмана, бросившего ночью Выселки.

Конный дивизион покинул станцию без приказа, без всякой видимой причины, позволив большевикам с налета, не встретив сопротивления, занять важный стратегический пункт. Теперь об него ломали зубы бойцы Богаевского. Утром главнокомандующий бросил на подмогу партизанам Офицерский полк.

А отогревшаяся под солнечными лучами земля исходила, парила пряным духом весны.

— Николай Андреич, Николай Андреич... — говоривший быстрым шепотом подпоручик был молод, русоволос и так перемазан черной грязью, что напоминал готтентота.

— Господин ротмистр!

Малорослый офицер в венгерке с заплатой на рукаве подкрутил седеющий ус. Повернулся, переложив трехлинейку на сгиб локтя.

— Опять?

— А что «опять», Николай Андреич? — зачастил подпоручик. — Нам же его достать — раз плюнуть. Давайте сейчас во-он в ту балочку. Перекинемся и быстренько...

Ротмистр посуровел лицом.

— Нет.

— Как — «нет»?!

— А вот так. Нет и все тут. И не спорьте, Сережа.

— Да как же — «не спорьте»! Мы ж как на ладошке.

Сколько людей положат, пока к высотке пробьемся!

— Это война, — губы Николая Андреевича сжались в тонкую линию. — Здесь иногда убивают, Сережа. И это война людей...

— Но вы же здесь, на этой войне! На войне людей!

— Да. Но я воюю штыком и пулей, а если совсем туго придется, кулаком.

— Кулаком! Так неужели нельзя ничего сделать? — подпоручик в расстроенных чувствах вырвал прошлогоднюю травинку — желтую и суставчатую, как лапка паука.

— Почему нельзя? — пожал плечами ротмистр.

— Сейчас я кого-нибудь из них выцелю.

Он прижал приклад к плечу и зажмурил левый глаз.

— Вот чего мне не хватало в Трансваале, так это родной трёхлинейки. Конечно, немецкие «Маузеры» тоже ничего, а вот «Ли-энфилды» в сущности своей...

Не договорил. Задержал дыхание и нажал на курок.

— ... дерьмо.

Пулемет клюнул носом землю и захлебнулся.

— Ай, ротмистр! Ай, чертяка! — привстал на одно колено Петров, готовясь бросить роту в штыковую.

Увы, рано.